Предварительная дата

В Камбодже[2], стране, расположенной между Вьетнамом и Таиландом на географической карте и между «п» и нулем на временной диаграмме, есть волшебный город Ангкор, где некогда проживала великая нация кхмеров. В девятнадцатом столетии французский исследователь открыл эту страну в джунглях, и впоследствии она была воскрешена археологами Франции. У потомков кхмеров, ведших простой образ жизни, существовали две гипотезы относительно города: одна говорила о том, что он был построен расой гигантов, вторая — что город возник сам при сотворении мира. В посвященной Ангкору статье в «Санди таймс» (10.1.65) Морис Виджин писал:

«Было ли у жителей Ангкора то будущее, которого они хотели? Едва ли. И все же, казалось, они были способны к адаптации, прагматически переходя от индуизма к буддизму, строя надолго („самые впечатляющие руины в мире“). Но великие короли кхмеров — пыль».

Выстроенный не просто надолго, но на века, стоит ангкорский «Хилтон», возвышаясь над огромными статуями и зиккуратами города. Учитывая простой образ жизни потомков великих кхмеров, он является главным доказательством второй гипотезы.

На крыше ангкорского «Хилтона» расположилась стеклянная не то оранжерея, не то обсерватория, не лишенная схожести со старинным Хрустальным дворцом. Похожая на оранжерею конструкция — частная собственность одного из традиционных клиентов гостиницы. Внутри нее — кровать, запирающийся на ключ металлический шкафчик, большой астрономический телескоп и военно-морской хронометр, изготовленный еще в восемнадцатом столетии. Великолепный хронометр, выполненный из стали и латуни, вполне вероятно, является одним из изделий, которые в тысяча семьсот шестидесятом году собственноручно сконструировал Джон Гаррисон-первый, которому суждено было создать действительно точный военно-морской хронометр. Часы стоят на шкафчике, а под ними, свисая с ручки, красуется календарь. Так выглядит существование старого хронометра в году тысяча девятьсот шестьдесят…

Хозяина этих вещей, Джерри Корнелиуса, в тот момент в обсерватории не было. Он бродил по травянистым тропинкам, которые извивались среди серых и бурых статуй, иногда убегая в сень густых ветвей больших деревьев, с которых таращились на него судачившие между собой обезьяны. На Корнелиусе была одежда, мало подходившая к месту и климату, и даже на Западе его вещи выглядели бы слегка устаревшими: например, эластичные ботинки на высоких каблуках не просто совсем не соответствовали моде; они не соответствовали ей вот уже несколько лет.

Корнелиус шел на свидание.

Вырезанные из древних каменных глыб, безоблачные лица Будд и три лика Ишвара[3] смотрели с террас и из арок; огромные статуи и барельефы сошлись, может быть, в самом большом хаосе богов и дьяволов, когда-либо собиравшихся в одном месте. Ниже изображения до экстравагантности ожиревшего Вишну-Разрушителя — одного из трех ипостасей Ишвара — стоял крошечный транзистор; приемник принадлежал Корнелиусу. Он разносил по лесу звуки «Сюиты Дута», исполняемой «Биг Ролл Бэндом» Цута Мани.

Около радиоприемника в золотых и зеленых лучах послеобеденного солнца лениво восседал мужчина, уже привыкший к постоянно жужжащим москитам и несущим чушь гиббонам, перепрыгивающим с одной полувосстановленной террасы на другую. Прошел мимо буддийский священник, гладко выбритый и благоухающий шафраном; среди массивных статуй забытых героев играла группа коричневых малышей. Было приятное послеобеденное время, с легким бризом, несшим свежесть в джунгли. Самое подходящее время для праздной беседы, подумал Корнелиус, усаживаясь рядом с мужчиной и обмениваясь с ним рукопожатием.

Сидя в упавшей каменной ладони некоего малозначимого индийского божества, они продолжили разговор с того места, на котором остановились прежде.

Джерри Корнелиус был молодой человек с длинными и тонкими черными волосами, струившимися ниже плеч. На нем было черное двубортное полуформенное пальто и темно-зеленые брюки; высокий воротник белой рубашки охватывал черный шерстяной галстук. Этого худого молодого человека выделяли крупные темные глаза и большие руки с длинными пальцами.

Второй мужчина был низенький толстый индиец глуповатого вида, постоянно улыбавшийся без какой-либо видимой связи с тем, о чем он говорил, одетый в рубашку с короткими рукавами и хлопчатобумажные брюки.

Джеремиа Корнелиус во многих отношениях был европейцем; индиец — брамин-физик с определенной репутацией — профессор Хира. Встретились они сегодня утром в городе и пали жертвой любви с первого взгляда.

Брамин-физик прихлопнул москитов, усевшихся ему на руки.