– И под залог не выпускают?

– Не та статья. Но я надеюсь, что новая экспертиза трупа поможет пролить свет на дело. Запрос на эксгумацию пока рассматривается. А если нет… Ей придется ответить за убийство. И надолго присесть.

– Я понял. Жду от вас адрес больницы.

Родион.

– Плохи наши дела, Родион Максимович, – вздыхает Караваев.

Смотрю на Полину через окно в дверях палаты, с трудом сохраняя самообладание. Руки чешутся поехать к ее Петюне и набить морду. Так и сделаю, когда отсюда выйду. Подонок должен ответить за свою подлость… И если суд не в состоянии этого сделать, я приговорю его сам.

– Родион, ты сейчас похож на Халка, – вырывает меня из раздумий Караваев. – Того гляди набросишься и сотрешь в порошок. И я даже догадываюсь кого… Только не спеши этого делать. Еще успеешь навредить себе и лишить Полину Романовну единственного защитника.

– Я сам разберусь, Егор Львович, – цежу, поглядывая, как Поля пьет чай с пирогом. Хорошо, что я вышел… Она стеснялась при мне есть. И вообще… стеснялась. Отводила взгляд, заливалась стыдливым румянцем и думала над каждым словом.

– Не разберёшься, Родион. Ты слишком вспыльчив. Наломаешь дров, а потом мне расхлебывать.

– Рассказывай, что там по делу, – бросаю сухо, косясь на охранников, гуляющих возле палаты Полины. Нашли преступницу-рецидивистку…

– Вдова Артеменко нашла свидетелей, которые готовы подтвердить в суде, что Полина испытывала неприязнь к убитому. Я хочу переквалифицировать статью 105 в 108-ую (Статья 108 УК РФ – убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны. Примечание автора). Но если Наталья Артеменко убедит сотрудников завода дать показания в суде, сделать это будет… почти невозможно. Надо что-то решать, Родион Максимович, – взволнованно шепчет Караваев. – Полине уже предъявили обвинение.

– Так что же вы тянете? – почти рычу я. – Когда они разрешат исследовать тело? И когда привлекут к ответственности ничтожество, сдавшее Полину? Вы ничего не делаете, Егор! Кормите меня завтраками, а сами… И все это время Полина сидит в нечеловеческих условиях. Болеет, недоедает… Неужели, нельзя добиться подписки о невыезде? Или на крайний случай домашнего ареста? Полина скучает по дочери… Видели бы вы, как она плакала, смотря на фотографии малышки… У меня чуть сердце не разорвалось.

– Успокойся, Родион, – Егор снова переходит на «ты». – Спешка в нашем деле не нужна. Я не хочу вызывать в следователях ярость. Мне и так приходится выпрашивать у них все… В буквальном смысле! Ты не представляешь, что я им пообещал ради твоего визита сюда.

– Не говори, что свою честь! Прости… Я тебе доверяю, ты один из лучших специалистов, Егор. Просто… Добейся, чтобы Полю отпустили под подписку о невыезде. У нее нет близких родственников, маленькая дочь остается без присмотра. Ну, есть же какие-то лазейки в законе? Должны быть.

– Обещаю решить этот вопрос в ближайшие дни.

Караваев кивает на прощание и уходит «решать вопросы», а я возвращаюсь к Полине. Меня не покидают мысли о влиянии Петюни на следствие. Уж очень все гладко выходит… И свидетели тотчас нашлись, и записи с камер внезапно пропали… Надо бы к нему наведаться, только куда?

– Спасибо, Родион… Максимович, – шепчет она. Улыбается и опускает взгляд. – Я и забыла, что домашняя еда такая вкусная. Мне кажется, или ты чем-то обеспокоен?

– Полина Романовна, а куда мог съехать Петр?

На миг мне кажется, Полина бледнеет… Приоткрывает рот в немом протесте и ловит воздух, не в силах вымолвить и слово.

– Не надо, прошу тебя… Вас. Будет только хуже, если вы призовете его…