– Джон! – обратился он к дворецкому, который с растерянным и несчастным видом стоял чуть поодаль.
– Да, сэр? – почтительно обратился к нему пожилой слуга, которому безошибочное чутьё подсказало, что сейчас возможно только одно: исполнять приказы этого юноши.
– Спускайтесь в конюшню, седлайте Клеопатру и скачите в посёлок. В Фламборо-Хед. Дайте знать о случившемся тамошнему констеблю. Оттуда же телеграфируйте в Йорк, пусть муниципалитет пришлёт коронера. Затем отправьте ещё одну телеграмму, в Гулль, в адвокатскую контору мистера Лайонелла. Не останавливайтесь на подробностях, просто сообщите, что лорд Стэнфорд скончался, и присутствие его адвоката и душеприказчика срочно необходимо.
– Чьим именем подписать депеши? Именем сэра Питера? Вашим?
Ричард на мгновение задумался.
– Нет. Отправьте телеграммы от имени леди Стэнфорд. Она – по крайней мере пока – законная хозяйка этого дома. Не так ли?
– Конечно, сэр! – коротко кивнул дворецкий.
Трогать труп Платтера до прибытия констебля из Фламборо-Хед и коронного следователя – коронера – из Йорка не следовало, это Ричард прекрасно понимал. Но его отец умер естественной смертью! Если, конечно, такую смерть можно называть естественной… Негоже было оставлять тело умершего графа лежащим на трупе его жертвы, чувствовалось в таком положении что-то непередаваемо мерзкое. Ричард отдал короткое распоряжение.
Он сам и двое бледных, трясущихся слуг подняли покойного графа и понесли его в кабинет, где аккуратно положили на дубовый стол, за которым два года тому назад Уильям Стэнфорд принимал своего приятеля, Генри Лайонелла. Такие вот странные и зловещие переклички, жутковатые смысловые рифмы случаются порой в человеческой жизни.
И в смерти…
Здесь, в кабинете покойного отца, Ричард на несколько минут – быть может, они-то и оказались роковыми! – позабыл о леди Стэнфорд. Нет, подспудная тревога за мать продолжала огненным колёсиком крутиться в его подсознании, но мысли Ричарда пошли по другой тропке. У него никак не шли из головы предсмертные слова отца. О чём хотел сказать умирающий граф своему младшему сыну?
«Питер, – мрачно думал Ричард. – Отец назвал имя Питера. Что ещё я успел разобрать? Питер показал отцу «это». О чём мог думать отец, о чём сожалеть, зная, что через несколько мгновений предстанет перед судом Всевышнего? Только о том, что увидел и пережил десятью минутами ранее! О причине, по которой стал убийцей Ральфа. Значит, отец оказался перед дверью матери не случайно и дело здесь не обошлось без Питера. А я ведь ещё в тот кошмарный момент, только что увидев зарубленного Ральфа, смутно заподозрил что-то подобное! Но если это так, то Питер и есть истинный виновник случившегося!»
Тут взгляд Ричарда случайно упал на небольшой стаканчик богемского стекла, стоящий на столике около камина. Дик знал, что это за особенный стаканчик! В этом подобии мензурки граф Уильям разводил дистиллированной водой порошок морфия. Правильно, вот и шприц для подкожных инъекций лежит рядом. В стаканчике виднеются несколько капелек оставшегося раствора. Что же получается? Выходит, отец успел уколоться утренней дозой наркотика? Иначе капельки успели бы высохнуть за ночь! Но тогда граф не мог бы дойти до покоев жены, он сидел бы в кресле около камина, не в силах встать, погружённый в глубокий транс!
Привычно «перенастроив диапазоны», Ричард посмотрел на прозрачные капельки раствора своим особым взглядом.
Но стоп! Что такое?! Ему ли не знать, как выглядит «изнутри» проклятый белый порошок, отнимавший у отца разум и здоровье! Но сейчас он не видит ничего похожего! Где тёмно-лиловые шестичленные кольца, напоминающие пчелиные соты и душновато пахнущие вербеной? Где характерный, чуть вяжущий привкус во рту, который появлялся всегда, когда он глядел на морфий? Нет, ошибиться Ричард попросту не мог. Ведь он шаг за шагом проникал в потаённую структуру этого коварного вещества, он уже почти понял, что и как надо изменить в его внутреннем строении, чтобы сделать его безопасным, чтобы спасти отца и многие тысячи других людей, угодивших в наркотическую западню.
А сейчас он видит цепочку бело-голубых овалов, закрученную в причудливую спираль, пронзительно пахнущую рутой! Он ещё не знает, что это за вещество, но совершенно ясно видит: оно не имеет никакого отношения к опиатам. Ричард уверен: это вещество совершенно безвредно для человека и никакого наркотического эффекта вызвать не может. Но тогда оно не может и успокоить адские мучения наркотической ломки, ведь так?!
Но если для обычного человеческого взгляда неизвестное пока вещество внешне неотличимо от морфия, такой же белый мелкокристаллический порошок, то граф легко мог обмануться. То есть вместо наркотика он ввёл себе под кожу раствор безвредного и неактивного вещества и стал ждать, когда же придёт желанное избавление от абстиненции. Понятно, что ничего он не дождался. Это привело его в самое скверное расположение духа, разгневало до последней крайности ещё до того, как он своими глазами увидел, чем занимаются его супруга и домашний учитель его младшего сына. Порой не надо трясти гору, чтобы вызвать всесокрушающую лавину, достаточно уронить одну-единственную снежинку, но в нужное время и в нужном месте. В данном же случае было, фигурально выражаясь, и падение снежинки, и сотрясение горы. Лавина не заставила себя ждать!
Но не чудом же в стаканчике оказался раствор не морфия, а чего-то совсем иного? Не случается таких чудес.
«Та-ак, – предельно мрачно рассуждал про себя Ричард, – получается, что порошок морфия был подменён, иного объяснения просто не существует. Совершить такую подмену не составляло особой сложности: отец держал запас наркотика, расфасованный по дозам в бумажные пакетики, в ящике своего стола. Ящик не запирался! Достаточно подстеречь удобный момент, и… Дело одной-двух минут! Но кто мог произвести подмену?»
Ричард мрачно усмехнулся… Какие уж тут сомнения! Слуг можно исключить сразу: просто немыслимо, чтобы кто-то из них тайком пробрался в кабинет графа, да и какая им выгода от этого дикого поступка? Сам он, естественно, ничего не подменял. Мать? Такое просто не пришло бы ей в голову. Ральф Платтер? Даже подумать смешно: Платтеру как раз было выгодно, чтобы граф Уильям регулярно одурманивал себя. Так кто же остаётся, а? Метод исключения – штука наглядная!