Следующие два часа мы обсуждали, как поступить, чтобы моя нынешняя квартира не ушла из семьи.
— А возьми Катьку в жены, — заявил, улыбаясь Маркелов. — И никаких проблем, тогда её без звука пропишут.
— Костя, ну, что ты глупости говоришь, — разозлилась мама. — Девке шестнадцать лет, ей десятый класс оканчивать, а ты рад её замуж сплавить.
Их в ЗАГСе без справки о беременности не распишут. — привела она еще один аргумент.
Маркелов пренебрежительно махнул рукой.
— Справка ерунда, у меня знакомых докторов хватает.
— Ну, ты и дурак, — вконец рассердилась мама. — Ты подумай о дочери, ей же еще в школе учиться. Там же все узнают, представляешь, какой скандал начнется?
В общем, разговор ничем конкретно у нас не закончился. Тем более что мне совсем не улыбалось получить в паспорт штамп о регистрации брака в восемнадцать лет. А Костю в какой-то мере можно было понять.
Катя у него была еще тот фикус, и, похоже, вполне могла кое-кого принести родителю в подоле и без моей помощи.
Так, что, выдав её замуж, он избавлял себя от кучи возможных проблем и устраивал ее будущее. Заботливый родитель.
— Владимир Петрович, у меня к вам небольшая просьба, — обратился Константин Маркелов к первому секретарю обкома партии КАССР. Черная Волга, шурша колесами, летела по шоссе, направляясь в Шуйскую Чупу, где располагались обкомовские дачи.
Сам первый секретарь сидел рядом, откинувшись на спинку кресла и, полузакрыв глаза, мурлыкал марш авиаторов.
— Ну, что ты хотел, Костя, — благодушно спросил он своего водителя.
— Понимаете, мой пасынок поступил в институт в Ленинграде, и собирается там жить.
— Ну, так в чем проблема, помочь ему там с жильем? Вряд ли у меня это получится. С Ленинградом все сложно.
— Да, нет, все проще, Владимир Петрович ему придется выписаться из квартиры в Петрозаводске, а он прописан там один, понимаете?
— Понимаю, — мужчина повернулся к водителю, подмигнул и спросил. — Хотите оставить квартиру за собой?
— В общем, да, — признался Маркелов.
— Ну, что же, особых препятствий не вижу, кого планируете прописать?
— Жену, наверно, — неуверенно сказал Маркелов. — Дочери шестнадцать лет, её пропишешь, потом греха не оберешься.