— А почему так не любишь?

— Леонид, это — важно? Сейчас, здесь, когда мы вдвоём… и не в глубине… это важно?

— Да! — резко сказал я.

— Ну хорошо… Он преждевременный гений. Он сделал то, к чему человечество ещё не готово. Морально-этически не готово. Такое часто бывает, творцы атомной бомбы тоже поспешили. Но представь себе Эйнштейна или Бора, на смертном одре твердящих, что атомное оружие — благо, и применять его надо почаще. Преждевременные гении всегда могут остановиться… Дибенко — может, но не хочет. Поэтому я его и не люблю.

— Бог с ним, с Дибенко… — Я сглотнул. — Бог ему судья… Вика… а Ромка?

— Что Ромка?

— Тебе не жаль его?

— Лёня, о чём ты?

— Зачем ты втравила его в эту авантюру?

Я смотрел ей в глаза. И видел, как они медленно-медленно темнеют… то ли в непонимании, то ли в обиде.

— Кто втравил?

— Тёмный Дайвер…

Я замолчал.

— Лёня… почему ты решил, что я — Тёмный Дайвер?

Почему я так решил? Хотел бы я сам это понять. Вот просто решил, и всё. Хотя нет, кажется, понимаю. Вначале я решил, что Тёмный Дайвер — это Нике. Потом я понял, что Нике — это Вика.

И приравнял половинки уравнения, забыв, что в одной ещё остался неизвестный член.

— Стрелок, я не Тёмный Дайвер. Я пошла с вами в «Лабиринт»… я не хотела оставлять тебя одного и не хотела признаваться, что хожу в глубину. Я обманула тебя. Прости. Но я не Тёмный Дайвер.

— Вика…

— Мне нечего искать в глубине, Лёня. И некого терять… кроме тебя.

— Вика… — повторил я. Все слова куда-то делись. Были колючей холодной галькой… были злым песком обиды на губах.