Её губы дрожали, и в голосе я с болью разобрала нотки маленькой, ненужной никому девочки, растущей во дворце, как сорная трава. Я знала, что её мать, вторая жена Джонора, рано умерла. Сам король наследниками, видимо, не интересовался, они просто были нужны ему, как важный пункт в договоре. Недолюбленные дети ищут любви везде… и часто находят её там, где не следует.

— Ну что ты, глупенькая, — за подбородок запрокинув её лицо, прошептал Файлинн, — ты — самое главное в моей жизни! Моя королева… моя умница… моя желанная…

Говоря это, он подталкивал её к письменному столу, стоящему в противоположной от кровати стороне. И там, задрав ей пышную юбку и завалив на столешницу, взял как простую крестьянку, не стесняясь моего присутствия. Очень быстро Атерис перестала плакать и начала стонать. Первосвященник долго не отпускал её, видимо, давая мне полюбоваться собственной мужской силой. Королева уже и стонать перестала, лишь тихонько охала, а он всё пользовал и пользовал её совершенное тело, натягивая на свой член, как лайковую перчатку — на руку.

Невменяемую, на трясущихся ногах, Файлинн выставил её прочь, едва кончил. Обернулся ко мне, заправляясь, и поинтересовался:

— Тамарис, сладкая, неужели твоё нежное сердечко не дрогнуло от увиденного?

В «моём нежном сердечке» после увиденной сцены поселились два чувства — жалость к сводной сестре и холодная, трезвая ненависть к Первосвященнику. Такой мерзости, как он, не было места на земле, а значит… значит, я должна сделать всё, чтобы его не стало. Даже ценой собственной гордости, чести, жизни! Только веру я сохраню в своём сердце, в самом чистом из всех его родников…

— Такой беспорядок не способствует романтике, — усмехнулся Файлинн.

И вновь я не увидела, его действия — движения ли, слова ли? — но вещи в комнате вернулись на свои места. Даже разбитая на тысячу осколков ваза очутилась, всё также тускло поблёскивая, на своём мраморном постаменте, в целости и сохранности! Рядом с камином, в котором заполыхал огонь, обнаружился столик с блюдами, накрытыми крышками. Сами собой зажёгшиеся магические светильники на стенах залили помещение мягким светом.

Первосвященник присел на кровать. Обвёл большим пальцем контур моих губ. В его глазах вновь вихрилась чернота, готовая выпить мою душу.

— Ты стала такой тихой, Тамарис, — негромко проговорил он. — Это непривычно, но и это мне нравится! Давай я сниму путы, а ты не станешь пробовать убить меня, и мы поговорим, как взрослые, искушённые жизнью люди?

Подумав, я кивнула. Моя жизнь ничего не стоит в этом лучшем из всех миров, а жизнь Файлинна совсем скоро обесценится. Разве это не повод для приятной беседы?

* * *

Клубы дыма скрыли горящий дом и выбравшегося через заднюю дверь Викера. Он перебрался через забор и скатился в овраг на окраине деревни. Здесь, в кустах, и пролежал до темноты, слушая крики испуганных людей, лай собак, треск и гул огня, грохот рушившихся крыши и стен.

Дом сгорел дотла. Нестерпимо воняло сажей. С неба падали хлопья пепла. Несмотря на это паладин уснул, и проспал до рассвета, баюкая странное ощущение в груди — всё казалось ему, что там застрял клинок, который он не смог вытащить. Впрочем, к утру кошмар рассеялся. Рукоять меча лежала в его ладони, видимо, он прихватил его с собой, когда выбирался из дома.

На рассвете Викер вышел на дорогу, ведущую в Ховенталь, и шёл до вечера. По пути один раз остановился в придорожной харчевне, благо деньги остались при нём. Лишь кутался в плащ, чтобы скрыть разрез на куртке, при каждом взгляде на который ему становилось холодно. Ночевать ушёл в лес, не остановившись ни в одном из гостевых домов. Ему надо было подумать. Посидеть под деревом, глядя на звёзды, как сидели они тогда с Тамарис на Кардагане, даря друг другу тепло… Первую мысль — сломя голову броситься ей на помощь, он давно отбросил, как крайне глупую. Наглухо застегнув эмоции, заставил себя рассуждать холодно и взвешенно, как то подобает Воину Света… И усмехнулся горько: не тому Свету служил Воин, не тому!

Ар Нирн понимал: Тамарис ждут два пути — быстрая смерть или мучительное пребывание в застенках Файлинна. В первом случае он никак не успевал спасти её, поскольку не владел способностью мгновенного перемещения, продемонстрированного Первосвященником. Ему оставалось лишь молиться за рыжую, выяснять её судьбу и после мстить, не жалея собственной жизни. Во втором случае у него был шанс попытаться спасти её. Он неплохо знал Тризан, а люди Стама хорошо ориентировались в канализации Ховенталя. У него есть деньги и меч — аргументы достаточные, чтобы убедить кого-нибудь из головорезов Сонного квартала помочь ему! Кроме того, он не сомневался — кто-то из них захочет отомстить за смерть своего предводителя.

Приняв решение, паладин плотнее завернулся в плащ и стал засыпать, прижимаясь спиной к стволу дерева, в корнях которого сидел. И вдруг широко раскрыл глаза, глядя в темноту леса. Файлинн был священнослужителем, но не магом! Да, имей он свитки с заклинаниями, он мог бы творить чудеса, хотя всегда относился к магии пренебрежительно, называя её «уличными фокусами». Но, когда он появился в доме старухи, у него не было свитков, он не бормотал заклинаний, не размахивал руками или магическим артефактом! Он просто пришёл из ниоткуда и ушёл в никуда.

«Кто же вы, Ваше Первосвященство? — думал Викер, перебирая события последних дней и вспоминая брошенные на стол в сновидении человеческие кости. — Кто?»

* * *

Я вновь ощутила тело живым, а не превратившимся в студень. Файлинн жутковато поблёскивал глазами в неярко освещённой комнате. Сейчас его лицо напоминало морду какого-то животного — то ли хорька, то ли горностая, затаившегося перед прыжком. Я, стало быть, была той самой курицей или мышью, на которую хищник охотился.

— Поднимайся, дорогая, обопрись на мою руку… Вот так!

Он притянул меня к себе, на миг прижав, чтобы я ощутила его возбуждение. Размеры продемонстрированного меня испугали.