Делаю шаг в сторону и натыкаюсь на нашего главного начальника – Сергея. Он направляется к Але.
– Эм-м, Сергей Игоревич, лучше не ходите к ней пока… – только и успеваю я проговорить, как Сергей, который, разумеется, меня не слушает, резким движением открывает дверь. Хватаясь за голову, наблюдаю, как моя точная девочка кидает несколько ручек, парочка из которых попадает директору по голове.
Вот бесы.
Решительно захожу следом за Сергеем, чтобы не бросать Алю одну в неприятной ситуации, но та отчаянно машет, чтобы я убирался. Жестами спрашиваю: «Точно?» Она нетерпеливо указывает в сторону выхода. Обострять ситуацию не хочется, поэтому я покорно закрываю за собой дверь.
Кажется, у Али будут крупные неприятности из-за меня. Но что я такого сделал? За что извиняться? Почему она так разозлилась? Утром же всё было нормально. Я направляюсь в сторону своего кабинета, обдумывая случившееся.
– Ну что? – пристыженным шёпотом спрашивает Нина.
Пожимаю плечами.
– Ну ты и кобель! – укоризненно качает она головой.
Я замираю, выпучив глаза. Понимаю, что запутался окончательно, но Нина непреклонна: уточнять, почему я «кобель», она не собирается. Фыркает, протягивая мне тарелку. Я отказываюсь от своего недоеденного торта, ворую горсть мятных сосательных конфет с её стола и прячусь в своём кабинете.
Вечером Аля со мной не разговаривает, любые попытки обсудить случившееся пресекает, от массажа отказывается, про секс я даже не заикаюсь, опасаясь, что снова придётся спасаться бегством от её метких бросков. Видимо презервативы, которые теперь всегда лежат в тумбочке с моей стороны и, на всякий случай, в портмоне, сегодня не понадобятся.
Она сидит на диване, пилит ногти, хотя прекрасно знает, что я не выношу этого мерзкого, раздирающего душу звука, от которого волосы на теле встают дыбом, и кажется, что пыточный инструмент елозит по черепу, а не мёртвым клеткам её ногтей. Передачу, которая идёт по телевизору, досмотреть очень хочется, я терплю из последних сил, практически не сомневаясь, что она умудряется «пилить громче», если я увеличиваю громкость. Её цель – показать мне, что я ей безразличен и ей плевать, что мне неприятно. Но я-то знаю, что она просто привлекает внимание тем способом, до которого смогла додуматься.
Такая глупенькая иногда.
Сажусь рядом, вырываю из её рук садистское орудие, убираю в косметичку, которую небрежно бросаю на пол, обнимаю Алю за плечи. Она дёргается, вырывается, отодвигается на полметра, но не уходит. Улыбаюсь, вновь пододвигаюсь. Она снова отсаживается. И так раз пять, пока мы не оказываемся на краю дивана, и ей бежать некуда.
Я трусь колючим подбородком о её шею.
– Прости меня, – шепчу, нацеловывая плечо через пижаму.
– За что ты извиняешься? – говорит строго.
Попал. За что я извиняюсь?
– За то, что я такой дурак, – выкручиваюсь я, как могу, морща лоб.
– Не проходит, – дёргает она плечом. – Конкретнее.
– Какая же ты у меня смешная, Боже ты мой. – Мне надоедают эти игры, я хватаю её в охапку и усаживаю к себе на колени.