— Да, Сэнсэй, круто ты меня послал, — усмехнулся Вано. — Надо же, в Бурятию! Не мог уже куда-нибудь поюжнее, например, там, на Канарские острова…

— Та, — махнул рукой Сэнсэй, поддерживая его шуточный тон, — зачем они тебе нужны, те Канары? Там скоро снег выпадет и будет холодно.

— Ты чё, Сэнсэй, это же Канары! Это же Испания, северо-западное побережье Африки! Какой снег среди вечного лета?! — смеясь, возмущался Вано. — Нет, ты точно географии не знаешь!

— Да я виноват, что ли, если она каждый раз меняется? — в тон ответил ему Сэнсэй. — Попробуй, запомни все эти земные дроби с дробинками.

Все вновь рассмеялись.

— А что, жизнь — штука непредсказуемая, — лукаво проговорил Сергей. — Я, например, не давеча как несколько часов назад видел себя стоящим в церкви, в рясе, с бородой и крестом на пузе. И к чему бы это?

Сергей глянул на Сэнсэя.

— Ну, пути Господни неисповедимы, — невозмутимо ответил тот.

— А вот что я видел, — неожиданно сказал Николай Андреевич серьезным тоном. — Сначала какие-то непонятные, я бы даже сказал, неестественные знаки природы. Якобы после землетрясения и затмения луны ядовитая змея, совершенно не привычная для наших мест, разворошила в лесу большой муравейник и улеглась в его середине, давя муравьев своим весом. Лежит она, а к ней со всех сторон подползают рабочие черные муравьи, лезут прямо под нее, словно не замечают опасности. А она знай проворачивает свои кольца и давит их своей массой. Я взял палку и хотел ее прогнать. Змея как зашипела, как встала в стойку кобры… Да такая здоровая, в два человеческих роста. Я со страху прямо обомлел. Смотрю, а в середине ее колец земной глобус, на памятник похож. И как только эта змея стала нападать, меня выкинуло из этого жуткого видения…

— Слышите, мужики, вы чего в пещерах, газу, что ли, какого надышались? — попытался пошутить Вано. — Один в Бурятию посылает, второй крест на пузе рассматривает, третий вообще к рептилиям пристает.

Вместо ожидаемого смеха отец Иоанн увидел лишь некое жалкое подобие вялых улыбок.

— Может быть, — нехотя поддержал его шутку Николай Андреевич. — Только уж слишком все реально… Ведь та змея лишь вначале была змеей. Понятно, что я испытываю некоторый страх перед рептилиями, и мой мозг просто ассоциативно преобразовал какую-то опасность в подобный образ. А если учесть то обстоятельство, что в последние дни мои мысли были заняты вопросом о Деструкторах и Кандуках, то логично предположить, что именно об этом мое подсознание и пыталось донести до меня какую-то информацию… Так вот, едва я успел отскочить, меня вышибло из одного видения в другое, с еще более пугающей реальностью. Стою я среди огромной толпы, которая что-то скандирует. Но люди ведут себя как-то очень странно, будто сомнамбулы. Одни и те же лозунги без конца повторяют, как закодированные, одну и ту же информацию слово в слово друг другу пересказывают. За внешними улыбками — скрытая агрессивность, за «праведными речами» с трибун — сплошной обман…

Когда Николай Андреевич закончил рассказ, Сэнсэй произнес:

— То, что ты видел, это, к сожалению, ближайшее будущее, начало конца.

Сэнсэй немного помолчал, а потом вдруг без предисловий стал читать странное стихотворение:

— Во времена Перекрестья

Кривда заменит Правду.

У крайя за год Слово дано

Но эхо его — крик в пустоту

Мало кто слышит.