– У тебя есть секреты? Почему ты носишь эту повязку на руке? Что именно случилось в Пальере? – тактичность Илии рухнула, как плотина, и его прорвало.

– Стой, я понял, – Тристан протянул к нему руку – не то примирительный жест, не то приглашение присесть за стол. – Да, у меня есть секреты. Даже тайны. Я еще не научился их рассказывать людям, потому что до недавнего времени сам ни одной не ведал. Начну с повязки. Это подарок очень важной для меня девушки. Есть обстоятельства, их довольно много, почему я о ней не говорю. Она повязала мне часть своего платья на турнире. Это традиция – так дамы благословляют рыцарей. С тех пор ношу его повсюду.

– Герцогиня как будто в курсе этой истории? Она с ней знакома? – Илия указал на сиреневую ткань.

Тристан отрицательно качнул головой и накрыл повязку ладонью, словно та была живой и нуждалась в поддержке.

– Не совсем. Она встречала ее и видела, как я получил этот рукав.

– Это не Гислен? – перебил Илия.

От удивления Тристан отпрянул. В унисон его смятению замигали лампы.

– Нет, конечно! С чего бы это была она?

– Сегодня на ужине мне показалось, что она с тобой тоже была знакома.

– Нет, не была, – отрезал Тристан. – Ты ревнуешь?

– Вот еще! – вспылил Илия.

– Но она тебе понравилась, – тепло улыбнулся Тристан, а потом поспешил успокоить друга: – Поверь, это не Гислен и ею быть не могла. У нее была возможность видеть меня на турнире, если она была там с герцогиней. Но я совсем не заметил Гислен на трибунах и нас не представляли друг другу. Тогда мои глаза и ум были заняты другой. А сегодня я познакомился с Гислен раньше тебя, но разница меньше часа.

Илия поверил и поутих. Он даже забыл о списке тем для разговора, так хотел узнать больше о девушке Тристана.

– Так и кто она? Как зовут? Вы переписываетесь? Ходишь такой весь загадочный одинокий пальер, – фыркнул он. – А у тебя подружка есть, оказывается!

– Она умерла. Погибла от осколка во время бомбежки замка. Ее звали Ронсенваль, – Тристан произнес ее имя с прежде неслыханной интонацией – очень печальной и очень взрослой. Так старики признаются, что упустили первую любовь. Он погладил лавандовую ткань.

– Мне очень жаль, Тристан. Прости, – виновато отозвался Илия. Его задор мгновенно охладел. – Выходит паршиво: все в моем окружении были на том злосчастном турнире, видели начало войны, спасали раненых… А я один узнал о нападении самым последним в Эскалоте. Притом что… Отвратительно.

Он оборвал нить, ведущую его к признанию. Рыцарь все еще лелеял свою повязку, словно на его предплечье лежала незримая ладонь. Внутрь Илии прокралась мысль, что его доля больше бы подошла Тристану – один-одинешенек, ни семьи, ни любимых, ни даже домашнего питомца. Всю жизнь жертвовал свои силы, знания и мечты Ордену и был благодарен. Может, такова справедливость. Может, отец прав, и Тристан поведет его по проторенной рыцарской тропинке, которой никто из современников не хочет ходить. Он и сейчас безропотно смотрел на Илию. Скажет, не скажет ему Илия о разговоре с агнологом, о письме и книге – он не потребует немедленной правды. Когда у тебя что-то не отбирают и не выпрашивают, отдать это проще. Илия уронил лицо в ладони и растер их тепло по коже.

– И мне есть в чем признаться, – начал Илия. – Помнишь, приезжал доктор?

– Агнолог, – поморщился Тристан. Его реакция ничем не удивила Илию: не секрет, что пальеры недолюбливают агнологов, считая тех алчными шарлатанами. Коррупция, квазинауки, беспринципность, бюрократизм – в них было все, что презирали в Ордене. Было и много полезного, но когда рыцари соглашались на полумеры?

– Агнолог, – подтвердил Илия. Он потряс книгой с пустой обложкой. – Они изучали Пророчество, и утверждают, что Последняя война не является Великой войной из песен. Мол, она начинается только сейчас. И еще он рассказал мне о спящих национальных героях. О нашем короле под горой. Он проснется, Тристан. Он во мне проснется.