Возмущение «что он себе позволяет?!» было повержено более насущными вопросами. Ответы на них стоило искать за пределами дома. Илия подавил порыв отыграться на дверной ручке и вернулся в комнату. Недолго думая, он соорудил из постельного белья канат. Сад пустовал, Роб покинул его. Спускаться подобным образом было неудобно, Илия болтался и скользил, но преодолел один этаж. Ему оставалось всего ничего, когда снизу раздался голос гувернера: «И что это такое я тут наблюдаю?» Его надменный тон только подстегнул Илию, и он резво преодолел оставшееся расстояние. Гувернер не торопился ему помогать: держать подвижный край каната или подавать руку. Впрочем, Илия этаких жестов вовсе бы и не пожелал. Они вцепились друг в друга взглядами, как коты, встретившиеся на узком заборе.
– Не желаете объясниться? – спросил гувернер, указав на канат.
– А вы, сэр, не желаете рассказать, что с моей семьей? – зло процедил Илия. Его прищур и ходящие на скулах желваки забавляли учителя. Хотя, услышав вопрос, он уже собирался бросить в него дежурную фразу, но Илия не позволил. – И что с моей страной?
– Прошу прощения? – усмехнулся гувернер. Его позабавил юношеский пафос, с которым Илия бушевал перед ним.
Даже теплый ветер добавлял бунтарства в облик Илии – взъерошивал кудри и раздувал рубашку.
– Какой толк в ваших уроках, если от меня скрывают факт начала войны, как от трепетного ребенка? Но я прежде хочу знать, что с моими родителями.
Гувернер не оценил мятежа. Он сложил руки на груди и, судя по молчанию, решал, выдать ли ему наказание или утешить банальным образом.
– Отвечайте, сэр.
– Так. Вас бы следовало примерно наказать, но ваше беспокойство понятно и естественно. Я же выполняю распоряжения министра и только. Он жив и очень занят. Ни мне, ни вам он не будет докладывать о своих делах и планах. Что же до леди Гавел – как только мне придут распоряжения о ее возвращении, я обещаю вам сообщить. Вы довольны?
– Нет.
Вдаль по грунтовой дороге за воротами начиналась городская жизнь: грохотали трамваи, вопили гудки машин, полицейские сирены разносили тревожный вой. Наверняка почти все ровесники Илии были в курсе событий ужасного дня. Узнавали известия из газет, сплетен, радио, задавали вопросы родителям и учителям. А он больше других должен быть осведомлен. В чем же причина, почему его держат в уютной информационной теплице? Неужели подобного невежества желает от него лорд Гавел? Гувернер всем видом показывал, что проявляет не свою инициативу.
– Ничем более не помогу. Идите спать, Илия, уже поздно.
– Мне почти шестнадцать. У меня есть водительские права…
– Уже нет. Вас их лишили на полгода, напомню, – ехидно поправил гувернер.
– И я не нуждаюсь в няньке, которая будет укладывать меня спать, – продолжил Илия, вовсе игнорируя его ремарку. – В сентябре я буду посещать военную кафедру. А через год отправлюсь на фронт. Если вы, сэр, считаете, что в день, когда в Эскалот пришла война, я должен зубрить уроки и идти в постель по расписанию, то вы идиот. Немедленно доложите мне новости.
Он прежде никогда не говорил с учителями столь неуважительно. Словно бы сам на мгновение испугался своей дерзости и спрятал кулаки в карманы брюк – от греха подальше. Гувернер принял во внимание его смущение и ответил:
– Предполагаю, у вас шок. Я попрошу Сару принести вам успокоительное и молока…
Илия мотнул головой, сбрасывая с себя дурную мысль оттолкнуть гувернера, и просто обошел его. Он направился к воротам.
– Вы далеко собрались?
– Вас это не касается.