Пока женщина металась по дому, не находя себе места, миссис Хадсон взяла дело в свои руки — измерила Северусу температуру и вызвала врача. Врач долго осматривал мальчика, затем пожал плечами и сообщил, что, не считая некоторой недокормленности, он ничего найти не может — возможно, ребенок просто переутомился.

Весь день Северус провалялся в кровати, а Эйлин просто сидела рядом и с ума сходила от беспокойства.

— Что с тобой, маленький мой? — она наклонилась и поцеловала сына в холодный лоб.

— Мамочка, жжется, — прошептал ребенок и протянул к ней руку.

Только сейчас Эйлин заметила, что кончики пальцев ребенка светятся.

«Он же маг, идиотка! — паранойя весело захлопала в ладоши в голове у Эйлин. — Он просто боится колдовать, потому что помнит своего неадекватного папашу, но и не колдовать не может. Ты чуть было не угробила собственного ребенка только из-за того, что не хочешь углубляться в этот мир». Совсем недавно она мельком просмотрела какой-то старый журнал под названием «Ведьмополитен», вероятно, заменяющий в магическом мире библию половины женщин земного шара «Космополитен». В нем была статья, посвященная первым магическим всплескам у детей. Скорее всего, та Эйлин из-за этой статьи журнал и держала. Что там точно говорилось, Эйлин не помнила — только то, что первый раз происходит спонтанно, и что ребенок не может этот процесс контролировать. Сейчас же она видела, что Северус именно сдерживается, значит, его первый раз закончился не очень хорошо. «Если с ним что-нибудь случится, я этого гада убью, и ничто меня не остановит», — мелькнуло у Эйлин в голове.

— Северус, посмотри на меня, — тихо попросила женщина. Мальчик взглянул на мать. Его темные глаза лихорадочно блестели, но жара так и не было. — Я сейчас закрою дверь, и ты просто сделаешь то, что тебе хочется, хорошо? Не бойся, никто не будет тебя ругать, ты ведь волшебник, колдовать для тебя — это как… как для Стива плевать на землю. Ну же, малыш, давай, убери жжение, ты же можешь, правда ведь? — не отводя от сына взгляда, Эйлин спиной подошла к двери и задвинула щеколду. Северус закрыл глаза и сосредоточенно вытянул тонкие руки ладонями вверх. Несколько секунд ничего не происходило, а затем в комнате вспыхнул яркий свет, и запорхали бабочки. Через минуту все закончилось, только несколько бабочек остались летать вокруг Эйлин, норовя сесть ей на голову.

Северус устало откинулся на подушку и счастливо улыбнулся.

— Получилось, у тебя получилось, — прошептала Эйлин, снова садясь у кровати сына прямо на ковер. Северус нашел на ощупь руку матери и зажал два пальца в своей ручонке. Так они и уснули.

Когда на следующее утро Эйлин проснулась, то еле встала с пола. У нее затекло все, что только могло затечь. Всю полноту ощущений она получила, когда к лишенным на всю ночь нормального кровотока мышцам стала возвращаться чувствительность. Заперевшись в ванной, женщина тихонько поскуливала и пыталась массировать пострадавшие места. Когда же она выползла из своего укрытия, куда забралась, чтобы не напугать Северуса, то увидела, что мальчик все равно испугался из-за ее долгого отсутствия.

В качестве компенсации за испуг Эйлин пришлось весь оставшийся день провести с сыном в саду, куда они торжественно выпустили все еще живых бабочек через французское окно в комнате Северуса.

На следующий день Джон пригласил их понаблюдать какой-то невероятно красочный опыт в его лаборатории, от которого Северус пришел в дикий восторг, а сама Эйлин ничего не поняла — ну, не сильна она была в естественных науках, что поделаешь.

Затем она нашла себе еще миллион занятий, в том числе, отнесла в университет готовый перевод, взяла у знакомого ассистента, имя которого она снова благополучно забыла, как только он исчез из вида, новую порцию никому не нужных бумажек, и получила свой первый невеликий гонорар.

Эйлин опомнилась только за день до встречи с Реддлом или другим, который светловолосый. Имя этого второго Эйлин также умудрилась забыть.

Прикасаться к книге не хотелось, но пришлось — все-таки она обещала.

К удивлению Эйлин, перевод пошел гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Буквы вели себя вполне прилично, правда, сам текст так и оставался какой-то бессмыслицей. Последняя фраза, которой заканчивалась третья страница, почему-то врезалась в память, будто буквы снова засветились и выжгли это выражение в голове у Эйлин.

«Когда боги хотят кого-то наказать еще больше, они отнимают то, что так щедро раздавали до этого».

Почему-то эта фраза не давала ей покоя. Эйлин долго ворочалась и не могла уснуть, постоянно примеряя ее на себя. В конце концов, она пришла к выводу, что боги не очень-то ее и одаривали, и что будет совершеннейшей подлостью с их стороны забрать у нее единственное по-настоящему ценное — ее сына. После этого Эйлин все-таки удалось уснуть. Спала она неспокойно. Ей что-то снилось: то она убегала от кого-то, то кого-то догоняла. Уже утром ей приснился Игрок, который хохотал и хлопал в ладоши, повторяя:

— Ну и кашу ты замутила, Селиванова. Не ожидал, не ожидал.

Проснулась Эйлин совершенно разбитой. Посмотрев на себя в зеркало и ужаснувшись, она жалобно выпросила у миссис Хадсон какую-то обезболивающую таблетку и наскоро привела себя в порядок. Надела все тот же, единственный приличный костюм и отправилась на встречу. С Северусом она попросила побыть Джона, на что тот с удовольствием согласился, под неодобрительное шипение миссис Хадсон. Уже перед уходом из дома Эйлин видела, как ее сын и профессор неорганической химии спускаются в подвал, причем Джон, как-то подозрительно оглянувшись, надел на ручки Северуса защитные перчатки, завязав их на тонких запястьях, чтобы не свалились.