Людвиг отстранил попаданца, вглядываясь в его лицо влажными от слёз глазами.
— Как вы страдали! — Повторил он, слегка брызгая слюной изо рта.
Снова объятия, напугавшие Фокадана больше, чем штурм Атланты.
— Настоящий рыцарь, готовый отстаивать свои идеалы мечом и пером! — Пафосно объявил король, указывая одухотворённым личностям на попаданца, — но разумеется, Пруссия не ценит таких людей. Настоящий Железный Дровосек! Ах, как точно подмечено… А мы, Бавария, это девочка Кэйтлин, отстаивающая идеалы справедливости и добра в окружении фальшивых друзей!
Людвиг жужжал что-то пафосное, бегая вокруг попаданца и принимая картинные позы, так и напрашивающиеся на портрет.
— Да он же голубой! — с ужасом понял Алекс, от чего волосы у него ощутимо встали дыбом, — читал ведь что-то такое. Умер девственником. Тщательно подавляемые, но ярко выраженные гомосексуальные наклонности. Отсюда его увлечение оперой, живописью и искусством вообще. Куда я попал!
— Хочу обратно в тюрьму! — Тихонечко проскулил он вслух. Король в тот момент принимал очередную красивую позу, вещая что-то пафосное. Одухотворённые личности не отрывали взглядов от спонсора, а вот ответственный за доставку придворный… Губы его дрогнули в ощутимой, несколько злорадной улыбке.
— Друг мой! — Снова обратился к нему король, — у нас тут возникли кое-какие вопросы, будьте так любезны, помогите.
В нетерпении Его Величество схватил Фокадана за донельзя грязный, засаленный рукав, и потащил куда-то за шкафы. Попаданец слабо упирался, опасаясь чего-то неведомого, но как оказалось — напрасно.
Прямо на полу лежала Монополия, которую создатель игры опознал не сразу. Огромная, в несколько раз больше оригинала, созданная по мотивам, а не тупо перерисованная с увеличением масштаба.
— Потрясающе, — вырвалось у Алекса, — кто рисовал?
Людвиг отмахнулся и спросил:
— У меня возник ряд вопросов по игре, и раз уж её создатель здесь, хочу задать вам ряд вопросов.
Его Величество отпустил своего гостя через два часа, выспросив все тонкости и терроризируя лакея, записывающего в блокнот советы изобретателя.
Фокадана устроили здесь же, во дворце. Небольшие, безликие апартаменты из спальни, кабинета и гардеробной, где заодно располагалась ночная ваза.
Отмывшись и с превеликим наслаждением переодевшись в чистую одежду, положенную лакеями на стул рядом с ванной, долго расчёсывал голову частым гребнем, вычёсывая вшей и гнид. Потом пришёл черед персидской ромашки[93]. Вывести живность окончательно удастся разве что через несколько дней. Неприятно, ну да не привыкать — даже в актёрскую бытность приходилось ловить на себе мигрантов, и это несмотря на гигиену. Потом политика с трущобами, война. Словом, вши стали неприятной, но практически неизменной частью жизни.
Одежда явно с чужого плеча, это понятно. Успел переслать Леблану документы, награды и архивы — уже хорошо. С одеждой же получилось скорее забавно — ну кто знал, что прусским спецслужбам присуща такая мелочная мстительность? Притянули за уши какие-то замшелые, но до сих пор не отменённые законы и постановления, и в итоге его гардероб оказался под арестом. Причём с казуистической[94] формулировкой, что он сам должен её забрать — это при запрете на въезд в Пруссию.
— Его величество ожидает вас к столу, — известил пожилой осанистый лакей, вошедший в комнату с чрезвычайно важным видом. Или не лакей, а какой-то служитель более высокого ранга? Чёрт их разберёт. Алекс, ещё учась в Берлине, не без удивления узнал, что у лакеев при дворах есть своя градация. Какой-нибудь обер-лакей, протирающий вилки, может по табелю о рангах быть равным пехотному майору, а по части привилегий и жалования, так и превосходить служаку.
С сомнением оглядел себя и чуть притормозил.
— Его величество понимает, что гардероб его гостя может не вполне соответствовать, — невозмутимо сообщил уловивший заминку лакей, — прошу следовать за мной.