– Еще раз повторяю, Наташ, что ты от меня хочешь?

– А я еще раз повторяю: я хочу, чтобы мама жила здесь!

– Нет… Этого не будет, Наташ. Выбирай любой из предложенных вариантов, только не этот.

– Хорошо… Хорошо. Я выберу. Только я свой вариант выберу… Я уеду в Бережное, там буду за мамой ухаживать.

– Значит, это твой выбор?

– Да, это мой выбор, Денис.

– То есть… Это ультиматум такой, да?

– Нет. Не ультиматум. Это моя правда. А правда всегда бывает одна.

– Ты совсем дура, Наташ, да?

Она ничего ему не ответила. Не смогла уже, слезы душили. Встала из-за стола, ушла в гостиную. Долго стояла у стеклянной стены, плакала тихо. Прекрасный мир за стеклянной стеной уже не казался таким прекрасным, как давеча… Может, потому, что сумерки опустились и краски ушли? И лес стоял темной стеной, почти враждебной?

Наплакавшись, пошла вниз, нашла свою сумку, достала из нее телефон. Надо же Дмитрию Алексеевичу позвонить, узнать, как там мама…

Побрела на улицу, поежилась от вечерней прохлады. Спустилась с крыльца, медленно зашагала по гравийной дорожке, слушая, как длинные гудки вызова льются в ухо. Наконец Дмитрий Алексеевич ответил:

– Да, Наташенька, слушаю! Как ты?

– Да нормально, Дмитрий Алексеевич…

– Голос грустный… Плачешь, что ли?

– Нет. Не плачу уже. Скажите, как там мама?

– Да все так же… Ничего хорошего сказать не могу, к сожалению. И обещать ничего не буду, чтобы тебя не обнадеживать, сама понимаешь.

– Да, я понимаю. Я завтра приеду, сама буду за мамой ухаживать… А потом домой ее перевезу…

– Куда домой? К себе в город?

– Нет… В тот дом, где мама жила… И сама вместе с ней жить буду.