– Нет, наоборот, сорвал куш. – Я залез в сумку, извлек оттуда документы и вручил их Бобби. – Мог бы и двойной сорвать, да вот не выгорело.
Бобби удовлетворенно улыбнулся.
– Черт, дружище! Ведь это второй день подряд! Ну ты даешь! – Он произнес «дай-йошш» для пущего эффекта, чтобы разжечь во мне трудовой энтузиазм. – Помни: главное – позитив. Всегда думай только о хорошем. Живи в позитиве и завтра закадришь двоих, а то и троих сразу.
Бобби был парень крупный – как футболист или, скорее, футболист на пенсии: мясистые руки, толстые ноги, никакой шеи, но в придачу еще и внушительное брюхо, нависавшее над полотняным ремнем. Лицо у него было широкое, немного мальчишеское и просто светилось харизмой. Мне очень хотелось думать, что я слишком умен, чтобы поддаваться его чарам, и все равно поддавался, как полный идиот.
Говоря откровенно, мне казалось, что на свете просто нет человека, которому Бобби мог бы не понравиться. В любом обществе он чувствовал себя как рыба в воде, а уж как он был щедр! Такой щедрости я никогда прежде не видал. Всем известно, какую власть имеют деньги над человеком, но Бобби сам был властителем денег. Он пользовался малейшей возможностью, чтобы показать своей команде, что у него есть деньги в кармане, что деньги – это здорово, что они – источник наслаждения. Он ставил нам пиво, кормил нас обедом, а иногда по вечерам даже водил куда-нибудь. Если во время долгого переезда мы останавливались перекусить, Бобби давал кассирам в «Макдональдсе» и «Бургер кинг» чаевые. Въезжая на платную магистраль, он приплачивал контролеру; останавливаясь в отеле – администратору. В общем, говоря языком самого Бобби, он был сплошной позитив.
– Постой, тут же чека нет, – сказал Бобби, потрясая у меня перед глазами пачкой бумаг. Он провел ладонью по своим почти по-военному коротко стриженным волосам. – Что, снова забыл? Думал, я не замечу?
В первый же день работы я сорвал двойной куш. В самый первый день. Мало у кого выгорает в первый же день, и, разумеется, никто не ждет от новичка чудес. Поэтому Бобби и не дал мне никаких инструкций насчет заявки на кредит. Соответственно, я не попросил покупателей заполнить форму. И когда все выяснилось, Бобби снова повез меня к этим людям, несмотря на то что было уже за полночь и все окна давно погасли. Он вытащил моих клиентов из постели, прямо в пижамах усадил за стол и заставил заполнить формы заявки. Я бы на его месте скорее махнул рукой на заработок, чем потащился бы к людям среди ночи. Но Бобби превратился в раскаленный сгусток энергии – торнадо, а не продавец, – и добился ведь своего. Но он отлично знал, что у него все получится. Еще бы – с такой дружеской усмешкой, с таким заразительным хохотом и с такой манерой говорить «привет!», что совершенно незнакомые люди вдруг понимают: конечно же, они его знают – просто забыли, склероз. Попробуй я сам отколоть такой номер – у меня бы только дверь перед носом захлопнули, но Бобби умудрился до того очаровать дамочку, хозяйку второго дома, что она даже заварила нам горячий шоколад с кусочками карамели, которая, тая, расплывалась в тягучие облака.
Впрочем, Бобби было ради чего стараться. Я получал по двести долларов за каждую сделку, а Бобби зарабатывал по сто пятьдесят долларов всякий раз, как кто-нибудь из его команды срывал куш. Да уж, недаром каждый из нас мечтает стать боссом. Еще бы: ведь мы работаем, а он зарабатывает.
В руках у Бобби оказался пакет документов, заполненных Карен и Ублюдком. Я отдал ему не те бумаги. Недолгое облегчение, которое я испытал, сбежав от верзилы-голодранца, тут же улетучилось. Я снова чувствовал себя как на «чертовом колесе» – будто я лечу вниз головой.
– Ой, извини, – пробормотал я и сжался, изо всех сил напрягая все мышцы, стараясь запереть свой ужас внутри, не позволить страху просочиться мне в горло и изменить голос. Но все усилия были тщетны: с таким же успехом можно пытаться остановить кровь, которая хлещет из зияющей раны. Я прекрасно понимал, что чем больше времени пройдет, чем скорее я возвращусь к обычной повседневной рутине, чем глубже окунусь в привычные заботы, тем скорее я забуду эту жуткую картину: Карен, лежащую на полу с широко распахнутыми глазами, с неровной дырой во лбу и в луже крови, напоминающей нимб. Забуду этот резкий, острый металлический запах, заполонивший воздух. Уж поскорей бы только.
– Это как раз те клиенты, которых я упустил.
Я снова принялся шарить в сумке и наконец вытащил оттуда бумаги, которые заполнил раньше, еще в середине дня. Это были замечательные клиенты – тихая, скромная пара, которая жила в ветхом зеленом фургоне. У них было двое детей и четыре собаки. И все пропахло неоплаченными счетами. Обработать их было раз плюнуть.
Бобби просмотрел документы и решительно кивнул.
– Кажется, все в порядке, – сказал он и засунул бумаги к себе в сумку. – Думаю, их заявку должны поддержать.
Уже бывали случаи, когда заявки на кредит, поданные от имени моих клиентов, не получали поддержки, и я лишался премии и комиссионных. Однажды я так потерял целую кучу денег. Я работал уже третью неделю. И вот в один прекрасный день я позвонил в одну дверь, и мне открыл худощавый парень, бледный, как плавленый сыр, и совершенно лысый, если не считать тонкой полоски волос, обрамлявшей огромную плешь, – не шире ремешка, от наручных часов. На нем не было ничего, кроме коротких плавок. Он стоял в дверном проеме и улыбался.
– Ну и что ты продаешь? – поинтересовался он.
Каким-то чудесным образом я смекнул, что обычная тактика здесь не сработает, и решил честно признаться, что продаю энциклопедии.
– А, ну тогда заходи, – сказал парень. – Поглядим, что там у тебя.
Во дворе у Галена Эдвина (так звали хозяина) собралась целая толпа – восемь или девять семей. Это была вечеринка с барбекю. Пока дети плескались в пластиковом бассейне – вот уж бирюлька так бирюлька, – я обрабатывал взрослых. Всего набралось около двадцати человек. Они пили пиво, ели гамбургеры и смеялись над моими шутками – в общем, из меня получился эдакий массовик-затейник. А к концу вечеринки я продал четыре комплекта. Четыре! Это был Большой Куш. Я слышал о том, что такое бывает, но настолько редко, что каждый случай становился легендой. И за этот большой куш я должен был получить тысячу долларов премиальных, то есть за день работы мне причиталось тысяча восемьсот долларов.
И все было бы отлично, если бы не одно «но»: я не получил ни цента, потому что ни одна заявка на кредит не была поддержана. Ни одна ничтожная заявка. Такое случалось со мной и прежде, случалось и потом, но я не переставал злиться, потому что тот день стал для меня поистине трагическим. Я