Мне следовало бы испытывать облегчение, но живот почему-то сжимается. Если Агнес выслеживала Лаклана, то что она делает в Неваде?

– Я… мне нужно кое-что проверить, – говорю я и поднимаюсь на ноги.

Я спешу в лабораторию, прихрамывая на больную ногу. Коул медленно садится.

– Подожди, – зовет он. – Куда ты направляешься?

Мне хочется остановиться и все объяснить ему, но порыв несет меня вперед. Я открываю тяжелую стальную дверь лаборатории и плетусь мимо стульев в зале ожидания. Потолочные светильники загораются автоматически, и трехгранные лампы дневного света мигают, когда я, хромая, иду по коридору. Двери в лабораторию заляпаны кровью и покачиваются на одной петле. Я вдыхаю и, собравшись с силами, вхожу в комнату.

Изрешеченное осколками тело человека, которого я когда-то называла папой, безжизненно лежит в стоматологическом стуле. Он просидел на нем все время, пока мы разговаривали, и даже не двинулся, когда я взломала генкит. Он мог схватить меня, мог вырвать кабель из моей руки. Я знаю, что Лаклан был ранен, но он же как-то добрался до лаборатории. А значит, его точно не парализовало.

Так почему не встал со стула?

Я прокручиваю нашу встречу в голове, чувствуя, как покалывает кожа на затылке. Для человека, который придумал такой сложный план, это кажется слишком простым.

Что-то здесь не так.

Я подхожу ближе и, протянув руку, провожу пальцами по его холодной, обожженной коже. Мне знакома каждая линия его лица. Его ресницы, ногти, зубы – все это от человека, которого я когда-то очень любила.

Но сегодня я поняла, что внешность обманчива.

Я вынимаю нож из ножен на бедре и распарываю его серые штаны до колен. Ожоги на его ноге заканчиваются чуть выше икры, а над ними чистая смуглая кожа. Никаких волдырей или ожогов. Никаких повреждений, если не считать раны от осколков взорванного генкита.

Это не похоже на человека, тело которого обожжено так сильно, что он не может встать со стула.

Я пошатываюсь, чувствуя, как пульс колотится в ушах. И снова смотрю на его лицо. – Нет, – выдыхаю я. – Этого не может быть.

– Кэт? – кричит Коул. – Где ты?

Мой живот сжимается. Я разворачиваюсь и, прикрыв рот рукой, выскальзываю через лабораторные двери. Пока я бегу, хромая на больное колено, по коридору, глаза заволакивает слезами.

– Кэт, что случилось? – спрашивает Коул, когда я врываюсь в зал ожидания.

Он тянется к моей руке, но я пробегаю мимо него, а затем через стальную дверь.

Как только оказываюсь на улице, я сгибаюсь пополам и упираюсь руками в бедра, борясь с тошнотой, подкатывающейся к горлу. Позади раздаются шаги Коула. Дверь лаборатории распахивается, и он подбегает ко мне с широко раскрытыми глазами.

– Что случилось? Ты в порядке?