Но Слава развеивал эти мысли своим присутствием, наполняя мою душу радость.

С той минуты как я сказала «да», мой мужчина показал мне, что значит любить и быть любимой. Он носил меня на руках, порой даже чересчур часто, на что я возмущалась чтобы поставил на место, мол я тяжелая, а он возражал что легче пушинки и начинал меня кружить.

Каждое наше совместное утро он начинал с поцелуев, плавно переходящих в другую плоскость, а потом приносил мне чай в постель, великодушно позволяя мне радовать его и изредка приносить кофе и ему.

Каждый наш вечер мы проводили вместе, за редким исключением пересекаясь с друзьями, конечно пока Марина не родила, потому что потом Жан увез ее во Францию и мы снова расстались на время.

Каждую нашу ночь мы спали, тесно прижавшись друг к другу будто кусочки пазла, и не разлипались до утра, и теперь я уже не представляю себе как я жила без моего варвара.

Он изменил меня и изменился сам.

Я точно знала, у него нет любовниц, хотя раньше, до меня, он и был горазд на похождения. Сейчас то нетерпение, которым он сгорал, когда мы оказывались за дверями спальни, говорило само за себя.

Я и только я.

Точно так же как и он для меня стал тем единственным, за которым и в огонь и в воду.

Мы делили завтраки, обеды и ужины, делили радости и печали, и я чувствовала, что рядом тот самый мужчина, моя опора и поддержка. И старалась быть для него той самой женщиной, ради которой побеждают драконов.

И теперь, спустя год я понимаю, что хоть расставание и далось мне трудно, хорошо, что я ушла от Валеры, ведь та боль, что я пережила после была сторицей перекрыта огромным счастьем, когда на свет появились мои мальчишки.

Слава тогда был весь на нервах, не спал и не ел, пока я не позвонила и усталым голосом не оповестила что у нас два мужика весом по три кило.

Вот тогда он приехал под окна роддома с сотней шаров и цветами, его великодушно впустили в палату, потому что он был очень настойчив. Ну а как же? Не впустить в роддом губернатора? Смеётесь?

В тот день я впервые увидела, как мой муж смаргивал слезы. Когда ему в руки вложили два свертка, которые казались крошечными по сравнению с огромными ручищами папаши, он негромко прочистил горло и отвернулся, о чем-то воркуя со спящими сыновьями. Те, видимо узнав голос, который слышали пока находились в животике, заерзали и зашевелили носиками как маленькие ежики. И в тот момент муж посмотрел на меня и произнес негромко и до боли искренне фразу, от которой мое сердце таяло почти так же как от любых признаний в любви.

– Спасибо за сыновей.

Мои глаза наполнились слезами даже сейчас, когда спустя несколько месяцев после выписки, и я украдкой шмыгнула носом и погладила коленочку Боди, который уже почти допил свою смесь.

– Поспи, я переложу их когда поедят, – негромкий голос варвара бархатом согрел душу, и я подняла взгляд на мужчину, которого люблю так же сильно как двух малышей, которые словно кусочки моего сердца отделились от тела и теперь живут своей жизнью.

– Спасибо, – благодарно ответила и устроилась на подушке, сквозь ресницы наблюдая за варваром.

Он выглядел заспанным и помятым, как и любой мужчина в пять утра, щетина добавляла его образу оттенок небрежности, а взъерошенные волосы хотелось пригладить, зарыться в них пальцами, и усмирить. Но не смотря на все это он казался еще любимее и еще роднее. Каждая черточка его лица вызывала во мне желание зацеловать оцта моих детей и прижаться к нему как к самой теплой печке.

Не заметила, как начала засыпать и где-то на задворках сознания маячила мысль.