10. Раздуй пламя

Дрожащими руками я опускаю одежду в старую фарфоровую раковину в нашем подвале. Схватив жидкость для розжига, мои руки обшаривают металлические полки, выстроившиеся вдоль цементной стены подвала, в поисках спички. Моё сердце бешено колотится, когда я кладу руки на край раковины, наклоняясь вперёд над покрытой кровью и грязью одеждой.

Он на твоём заднем дворе.

Желчь поднимается в моём горле, и в тот момент, когда я борюсь с тошнотой, я чувствую его позади себя. Его рука скользит вверх по моей шее, обхватывает мои волосы и сильно тянет их, пока моя голова не откидывается назад. Я задыхаюсь, когда он прижимается своим телом к моему, чувствуя, как его твердое телосложение упирается мне в спину.

— Там стоял выбор: ты или он, — говорит он своим грубым тоном, его рот рядом с моим ухом. — Ты, блять, идиотка, раз не видишь этого.

Он отпускает крепкую хватку на моих волосах, и моя голова падает вперед. Я тут же поворачиваюсь к нему лицом, нахмурившись. Его руки лежат по обе стороны раковины, удерживая меня на месте. Его маска снова на лице, а ореховые глаза, которые всегда имеют опасный безжизненный взгляд, смотрят прямо на меня. На нем черная футболка и новая пара чёрных брюк. Я не могу понять, откуда они взялись, разве что он буквально принес сюда сумку, когда пробрался в дом.

Он наклоняется ко мне, подходя слишком близко. Возвышаясь надо мной, он смотрит на меня, дрожащую перед ним.

— Никто не причинит тебе боль, кроме меня, — говорит он окончательно, как будто это должно принести мне какое-то утешение.

Он снова прижимается ко мне, словно втирая свой запах в меня, или мой запах в себя, прежде чем прошептать мне на ухо: — Но боль, которую причиню тебе я, будет такой, какая тебе нужна. Такой, которую твоё тело будет умолять, чтобы я нашёл глубоко внутри этой милой маленькой оболочки. Такой, о которой будут кричать твои внутренности, но которую будут заглушать обманы греха.

Я закрываю глаза, в то время как моё дыхание становится тяжелым. Я чувствую этот крик, эту боль, о которой он говорит, сокращения в нижней части живота. Мои бедра, теперь напряжены, снова прижимаются друг к другу.

Он слегка откидывается назад, отдаляясь лишь настолько, чтобы поднести средний палец к основанию моего горла. Медленно он проводит им по моей груди, по рубашке, между грудей и по линии живота, пока не достигает места, расположенного чуть выше подола моей юбки.

— Я могу избавить тебя от этой боли, куколка, — шепчет он, проводя унизанной кольцами рукой по краю моей юбки, просовывая палец под подол. — Если ты позволишь себе погрузиться в пламя вечного ада вместе со мной.

Я практически слышу ухмылку в его тоне.

Моя кожа пробуждается от его прикосновения, и неохотный стон вырывается из моего горла. Он наклоняет голову, его глаза снова смотрят в мои. Я вижу удовлетворение под черной лыжной маской только лишь благодаря его глазам. Он прекрасно осведомлен о своем воздействии на тело перед ним.

Приподняв маску настолько, чтобы обнажить резко очерченную челюсть и полные губы, он тянется за спину, доставая что-то из заднего кармана. Я вдыхаю, когда он помещает одну спичку между зубами, как сигарету, и направляет конец ко мне.

Сера. Запах. Именно этот запах теперь напоминает мне о нём.

— Возьми, — говорит он сквозь зубы.

Он заставляет меня так нервничать. Я в ужасе, но в то же время так сильно заинтригована.

Моя рука медленно поднимается, и я тяну за конец спички и забираю её из его губ, осторожно, чтобы не коснуться их при этом. Он пристально смотрит на меня, и я вижу движение его горла, горла, которое, при ближайшем рассмотрении, покрыто татуировкой в виде чёрной розы.