— Поверьте, — уговаривал Дитмар, беря меня под руку, — из бенуара представление воспринимается совершенно иначе. Вы словно бы становитесь его участником. Слышите дыхание артиста, видите, как лоснится грим на его щеках...
— Дитмар! — воскликнула Евгения и рассмеялась.
Они были очень настойчивы, и я не нашла ни одного возражения, которое не прозвучало бы оскорбительно. Оставалось последнее средство: вырвать руку и уйти безо всяких объяснений. Вряд ли они кинутся вдогонку или станут меня разыскивать. Но честно говоря, уходить не хотелось. Много лет в моей жизни не было такого захватывающего и волнительного вечера.
Сьер В. К. настоятельно рекомендовал воздерживаться от контактов с магнетиками и не привлекать их внимания. Но рекомендация — не запрет, верно? Не будет беды, если я пару часов посижу с ними в ложе.
_____________________________________________________________________
Дорогие читатели! Если вам интересно, не сочтите за труд поддержать книгу лайками и репостами. Мне будет очень приятно.
2.2
Дитмар оказался прав. Бенуар располагался на одном уровне со сценой, над оркестровой ямой, но всё было устроено так, что оркестр не оглушал, а голоса певцов, напротив, звучали ближе, отчётливей, и от этого по спине бегали мурашки. Можно было заглянуть артистам в глаза, увидеть, как у Фелиции подрагивают руки, заметить расстёгнутый крючок на спине Королевы Роз и ниточки морщин на худощавом лице Лукаса Рагетти, который исполнял партию Принца-Сокола. Лёгкий и стройный, из бельэтажа он казался едва ли не юношей, хотя на самом деле годился Фелиции в отцы.
Левая, ближняя к нам, кулиса отчасти перекрывала край сцены: исчез из виду домик Колдуньи, к которой Фредерика ходила за советом; зато можно было заглянуть за правую: там хористы в ожидании своего выхода переговаривались и оправляли костюмы, высокую голую стену позади них покрывали крупные трещины, а дальше, в глубине, зияла пугающая чернота.
Театр приоткрыл мне своё тайное лицо, но отдаться новым впечатлениям целиком не удавалось. Мажисьеры без конца смеялись, болтали, пытались вовлечь меня в разговор, дважды вызывали лакея, прося принести по рюмке версента для мужчин и засахаренных орешков для Евгении, и всё время спрашивали, не хочется ли мне чего-нибудь.
Когда Принц-Сокол спускался с небес, чтобы вырвать возлюбленную Фредерику из лап Короля-Дракона, Евгения вдруг схватила меня за руку:
— Смотрите, у него за спиной блестит лонжа! Вон-вон! Видите?
В самом деле, над неподвижным крылом посверкивал, уходя в тёмную высь, за падуги, тонкий серебристый пунктир... В полумраке, на фоне клубящихся дымов и задника из мерцающей ткани, страховочный трос был едва различим, но разглядев, я уже не выпускала его из вида. Потом заметила второй, над другим крылом.
Принц достиг сцены, высвободился из крыльев, как из тяжёлой шубы, и Фредерика бросилась ему в объятья.
— О Сокол мой, — пела она, — летим скорее прочь! Неси меня сквозь день, неси меня сквозь ночь...
— А в каком, собственно, смысле, сокол? — игриво-скучающим тоном осведомился Дитмар. — Наш принц, случаем, не из оборотней?
— Сокол-оборотень? Вздор! — отозвался Аврелий. — Эти твари бегают по земле, а не парят под облаками.
— Ты забыл крыланов.
— Отнюдь, — Аврелий усмехнулся. — Не ты ли рассказывал, что они с трудом перелетают трёхметровый забор? Ни с соколом, ни с драконом твоим крыланам не сравниться. Если допустить, что так называемые драконы вообще были способны летать...
— А в самом деле, — оживилась Евгения. — Принц-Сокол, Король-Дракон. Целая стая оборотней! Сьер Ольрих занялся подрывной пропагандой.