– История, должно быть, презанятная.

– Так и есть.

Он протягивает мне ключ от номера, прикрепленный к маленькому кусочку полированной скорлупы кокосового ореха.

– Код от Wi-Fi вы найдете на обратной стороне, – поясняет он. – Правда, связь не очень хорошая.

Я прыскаю от смеха, не в силах сдержаться.

– Если вам что-нибудь понадобится, просто наберите на телефоне ноль, – говорит он.

Я благодарю его и, подхватив свой чемодан, направляюсь к лифту. Но в последний момент оборачиваюсь и спрашиваю его:

– У вас, случайно, не работает женщина по имени Елена?

Парень качает головой:

– Нет, насколько я знаю.

– Ничего страшного, – отзываюсь я. – Должно быть, я что-то напутала.

Моя магистерская диссертация была посвящена памяти – ее достоверности и ненадежности. В Японии есть памятники, называемые камнями цунами – гигантские каменные столбы, выставленные вдоль береговой линии, призванные предупредить потомков о том, что не стоит строить дома в опасной близости от воды. Один из камней датируется 1896 годом, когда два цунами унесли жизни 22 000 человек. Японцы верят, что память держится в течение трех поколений. Те, кто переживает какую-то трагедию, передают память о ней своим детям и внукам, после чего трагедия забывается. Для переживших ее это немыслимо – зачем оставаться в живых после очередной катастрофы, как не для того, чтобы передать выученный урок будущим поколениям? Поскольку восполнить потерю невозможно, единственный способ придать ей смысл – это убедиться, что другим не придется пройти через то, что пришлось пройти вам. Воспоминания – это защита от совершения одних и тех же ошибок.

В своей арт-терапевтической практике мне нередко приходится сталкиваться с людьми, жизнь которых изменил ковид: кто-то потерял работу или близких, кто-то перенес вирус в тяжелой форме (как я) и теперь задается вопросом, почему он выжил, а другие – нет. За последние три года мы с моими пациентами сделали три камня пандемии высотой десять футов и шириной три фута. На них вырезаны различные изображения и слова, выражающие мудрость, которой мои пациенты обладают сейчас, но которой не обладали до болезни. На камнях есть изображения семей в виде схематично нарисованных человечков, некоторые из них затерты, поскольку их больше нет с нами. Есть мантры: «Найди свое счастье», «Не нужно убиваться на работе, она того не стоит». Есть черные кулаки, поднятые вверх в знак солидарности, глобус в форме сердца, шприц, наполненный звездами. Первый камень был установлен в вестибюле Музея современного искусства в самую последнюю годовщину начала пандемии.

Обелиск находится тремя этажами ниже одной из маминых фотографий.

Знакомство с Исабелой немного похоже на возвращение в город, который вы посещали, находясь под кайфом. Некоторые вещи выглядят именно такими, какими я их помню: например, поток лавы pahoehoe и кусочек пляжа за отелем. Должно быть, я видела фотографии этих мест, когда планировала нашу с Финном поездку, и они отпечатались где-то глубоко в моем подсознании – так глубоко, что я не сразу распознала в них свои воспоминания. Но другие части острова разительно отличаются: например, место, где причаливают возвращающиеся с ежедневным уловом pangas или небольшие домики, выстроившиеся вдоль дороги, ведущей из города. Маленького домика Абуэлы просто не существует.

Завтра я отправляюсь на экскурсию по острову. Я хочу увидеть вулкан и trillizos. Но прямо сейчас, поскольку полет был долгим, мне хочется размять ноги. Поэтому я переодеваюсь в шорты, кроссовки и майку, стягиваю волосы в хвост и подхожу к самой кромке воды. Я снимаю кроссовки и захожу в воду по колено. Прибрежные камни усеяны местными крабами. Я упираю руки в бока и смотрю на облака, потом перевожу взгляд на маленький остров, которого не было в моем сне. Я глубоко дышу, вспоминая о том, как вообще не могла дышать в своем последнем сне об этом месте.

Я присаживаюсь на камень рядом с игуаной, которую совершенно не беспокоит подобное соседство, и жду, пока мои ноги высохнут, прежде чем снова надеть кроссовки. После чего я трусцой бегу по дороге, ведущей прочь от города. Еще кое-что совсем не похоже на то, каким я его себе представляла: вход в Центр разведения гигантских черепах. Он оформлен очень ярко – вывесками, картами и мультяшными изображениями вылупляющихся из яиц черепах.

Как раз в этот момент центр покидает какая-то пара; они улыбаются мне, когда наши взгляды встречаются, и женщина говорит:

– Они закрыты, но вы все еще можете посмотреть на молодняк в наружных загончиках.

– Спасибо, – отвечаю я и направляюсь к выстроенным полукругом загончикам. Под кактусами жмутся друг к другу черепахи, вытягивая свои морщинистые шеи навстречу опасности, притаившейся поблизости. Одна из черепах разжимает челюсть и высовывает треугольный розовый язык.