— Вы зря волнуетесь, иногда бывает после кесарево но, если хотите, мы возьмём анализ крови.

— Да, обязательно сделайте. Мне будет спокойнее.

Эля едва отреагировала, когда сестра пришла брать кровь, это казалось нормальным процессом. Но всего через полчаса, она прибежала обратно и начала спрашивать Элю о её самочувствии. Потом пришла обеспокоенная врач и ощупала её живот.

— Что происходит, в чём дело? — Эля начала задавать вопросы.

— С вашим гемоглобином, — ответила врач. — Вам бы в пору без сознания лежать, а вы ещё разговариваете и в туалет встаёте. У вас внутреннее кровотечение, и таз наполняется кровью.

— Это опасно? — вмешался Лёха.

— Мы сделаем тест, с радиоактивным барием, так что ребёнка вашей жене сутки нельзя будет кормить! Это нам покажет, что творится внутри. Потом — составим план лечения.

«Кровотечение!» — Эля не хотела думать об этом. Она ободрительно улыбнулась мужу, который ответил слабой улыбкой. Ему тоже не понравилось это слово — «кровотечение».

— Лёшек, возьми Мишеньку, хорошо? Не надо со мной идти на анализ. Я справлюсь.

Лёха положил спящего сына на грудь и устроился в кресле. Сердце внезапно сжала тоска — слишком хорошо всё было — дом, Эля, семья, ребёнок. Ему казалось, что будущее принесёт счастье и удовлетворение, покой внутри и снаружи. Если рядом с ним не будет любимой, тогда зачем это всё? Но его мозг, его натура оптимиста, отказывались допускать такой исход. Эля поправится, ей доступна лучшая медицина, которую можно купить, должно же это иметь какое-то значение!

Когда Элю привезли обратно в палату, она с умилением уставилась на спящего мужа, бережно прижимавшего к груди раскинувшего ручки сына. «Лёшек справится, — подумала она. — Даже если меня не станет, моё солнышко в надёжных руках». Пришла медсестра с пакетом крови — требовалось срочное переливание. Последующие несколько часов Эля находилась с странном состоянии: она вроде была в сознании, но не совсем. Понимая, что она ещё жива, она всё же стояла на пороге того света, и ей виделись её бабушки и дедушки, из которых она знала только одну бабушку — мать отца — остальные умерли до её рождения. Они были такие, как на фото в гостиной.

Не будучи ни особенно религиозной, ни суеверной, Эля почему-то всегда верила, что умершая бабушка наблюдает за ней откуда-то. Иногда, она просила о помощи не Бога, а именно любимую бабушку, где бы она ни находилась. Остальных она не знала, поэтому очень удивилась, что они пришли к ней в её бреду. Они все грустно и серьёзно смотрели на внучку.

— Бабушка, — обратилась Эля с мольбой. — Позаботься о Мише? Если со мной что-то случится, Лёшеку будет так тяжело одному. Я уверена, что он будет стараться, но помоги ему.

Бабушка, и при жизни необыкновенно строгая и непреклонная — в кого же ещё пошёл её сын — неодобрительно поджала губы, явно не поддаваясь на мольбы внучки.

— Эля, ты поступила не так, как должна была. Я не довольна тобой.

У Эли внутри всё оборвалось. Если уж она не может найти поддержку у бабушки, всё пропало! Но мамины родители смотрели на неё с любовью и заботой.

— Не волнуйся, Эленька, — сказал дед. — Мы присмотрим за Мишенькой, да и у тебя всё будет хорошо, ещё к нам в гости не собирайся.

Лёха проснулся, не соображая, где он. Всё тело онемело от долгой неподвижности. Миша так и спал, и отец осторожно положил его в кроватку. Потом подошёл к Эле — при свете ночника, она была очень бледная и вся мокрая от пота, волосы свалялись, из ночной рубашки вывалилась набухшая для кормления грудь: радиоактивное молоко, которое нужно было сцедить и выбросить. Эля, кажется, бредила.

— Помогите, — шептала она. — пожалуйста, Лёшеку будет одиноко и трудно без меня, охраните его. Защитите Мишеньку.

Он поцеловал влажный лоб жены, пододвинул стул к кровати и сел, держа её руку. Почувствовав его рядом, она несколько успокоилась и перестала метаться. Так он и провёл остаток ночи, ожидая рассвета.