Стоп!
О какой подмене может идти речь, если Саша и моя дочь согласно результатам анализов?
— Остальную информацию я скинул вам на почту. Если хотите, могу поискать Земелина, но не факт, что он, вообще, остался в стране.
— Спасибо, Вадим, но всё это ни к чему. Ты сделал всё, что было нужно.
Я понимаю, что если и удастся найти этого проклятого врача, то он не станет говорить. Я должен попытаться прижать к стене свою бывшую… И муженька Евы… Быть может, тогда удастся выяснить хоть что-то стоящее?
Отключаю телефон и смотрю на карту. Навигатор мигает и говорит, что я проехал нужный поворот, поэтому я резко разворачиваюсь, наплевав на двойную сплошную — везёт, что хотя бы машины стоят из-за светофора, и я могу сделать этот манёвр, — и мчусь к нужному месту. До бара на самом деле недалеко ехать. Самое главное, чтобы не было поздно, чтобы никакая пьянь не пристала к Еве. Нервы шалят от последней мысли, и, видит Бог, я убью любого, кто посмеет прикоснуться к ней пальцем, потому что эта женщина… Мать моей дочери. Скорее всего.
Глава 23. Ева
Иногда у человека происходит момент в жизни, когда ему нужно остановиться. Остановиться, повернуться, подумать о том, что привело его сюда, к этому ужасному дню или этой мерзкой ситуации, из которой просто так не выпутаться.
Проще говоря — перезагрузиться. Иначе никакая нервная система не может выдержать такого накала.
Моя уж точно — несколько ночей без сна, злые и жестокие слова Царева, увольнение по его указке…
Нет, нервы были натянуты до такого предела, что могла просто-напросто оборваться и…
Нет, нет! Не хочу и не могу больше ни о чем думать!
Никаких мыслей! От них уже голова кипит, ни к чему хорошему такое ужасающее перенапряжение привести не может.
Я медленно бреду по улице и останавливаюсь у вывески, горящей неоновыми буквами. Они манят, обещают забвение и спокойствие. Именно то, что мне сейчас нужно…
«Бар».
Вхожу в полутемное помещение, оставляю в гардеробе пальто, и, подумав, снимаю представительный пиджак — рабочую робу, в которой теперь нет никакой необходимости. Все, теперь я снова безработная женщина, без особых перспектив и с ужасающей усталостью в груди.
Поправляю перед зеркалом бежевую кружевную тонкую маечку, юбку — карандаш с довольно большим разрезом сбоку и, цокая шпильками сапожек, прохожу к барной стойке.
— У-у-у, — раздается сзади восхищенное, истинно мужское.
Отмахиваюсь от внимания, как от назойливой мухи.
— Мне виски, пожалуйста.