Если Огаст придется обманывать ее, то похоже, что она получит акриловым ногтем в глотку.
– Люси меня обожает, – говорит Майла.
– Неправда.
– Она обожает меня так же, как и любого другого.
– Но не бар, который ты хочешь обчистить.
– Скажи ей, что я могу поручиться за Огаст.
– Вообще-то, я… – пытается вставить слово Огаст, но Майла наступает ей на ногу. На ней армейские ботинки – их сложно не почувствовать.
У Огаст есть ощущение, что это не совсем обычное кафе. В нем есть что-то сверкающее и яркое, что тепло и гостеприимно окутывает покосившиеся столы и снующих туда-сюда официантов. Посудомойщик проносится мимо с тазом посуды, и из стопки выпадает кружка. Уинфилд вслепую тянется назад и ловит ее в воздухе.
Это что-то схожее с волшебством. Огаст не
– Ну же, Уин, – говорит Майла, пока Уинфилд плавно возвращает кружку обратно в таз. – Сколько мы уже коротаем тут вечера по четвергам? Три года? Я бы не стала приводить тебе кого попало.
Он закатывает глаза, но улыбается.
– Принесу бланк заявки.
– Я никогда в жизни не работала официанткой, – говорит Огаст, пока они идут обратно в квартиру.
– Ты справишься, – говорит Майла. – Нико, скажи ей, что она справится.
– Я не экстрасенс, предсказывающий все, когда захочется.
– А на прошлой неделе ты им и был, когда я захотела тайской еды, но ты почувствовал, что у базилика была «плохая энергия по отношению к нам».
Огаст слушает звуки их голосов, резонирующих друг с другом, и трех пар ног, шагающих по тротуару. Город темнеет, освещается тусклым коричневато-оранжевым цветом, почти как вечерами в Новом Орлеане, и становится таким знакомым, что ей кажется, что, может быть – может быть, – у нее есть шанс.
Поднявшись по лестнице, Майла отпирает дверь, и они скидывают обувь в одну кучу.
Нико показывает на кухонную раковину и говорит:
– Добро пожаловать домой.