Тьерри печально опустил голову.

– Дом пуст уже несколько недель, а не дней, – сокрушенно проговорил он. – Я соболезную, Вивьен. Их мор забрал первыми. После этого начали гибнуть и другие.

Это ты накликал проклятье на целую деревню своей злостью! Помни об этом! – снова заговорил назойливый, вкрадчивый голос внутри него. Вивьен потряс головой, чтобы избавиться от него. По всему телу вновь прокатилась волна дрожи, внутри зародилось тягучее болезненное чувство. Душой завладели вина и страх.

«Это сделал не я. Я не мог.

Или мог?»

– Я должен идти, – устало проговорил Тьерри. – А тебе лучше держаться отсюда подальше. Даст Господь, мор не тронет тебя. Помолись за меня, Вивьен.

– Да… – отрешенно ответил юноша. – Да, я… обязательно. Храни тебя Бог, Тьерри.

Мужчина кинул и направился вглубь деревни.

С опущенными плечами Вивьен зашагал обратно к порогу своего родного дома. Ренар ждал его, все еще держа платок у рта. Заметив выражение его лица, он покачал головой.

– Мне жаль, Вив. Боюсь, теперь мы можем только помолиться об упокоении их душ.

– Да, – снова отрешенно отозвался Вивьен. – Нужно уходить.

– Здравая мысль, – мягко поддержал Ренар.

Они направились прочь из Монмена.

В голове Вивьена продолжали стучать слова Тьерри: «Их мор забрал первыми».

«Первыми».

Вивьен хорошо помнил, что подумал об отце, когда тот, сурово всыпав сыну розг, приказал ему отправляться в монастырь. «Да будь ты проклят со своим монастырем! Боишься мора – от него и издохнешь!» – со злостью подумал Вивьен тогда.

Все детство он раздражался, когда кто-то звал его тем же прозвищем, что и отца. Colère. Гнев, грозность, ярость… Вивьен думал, что ему это прозвище ни в коем случае не подходит, он не считал себя подверженным вспышкам ярости, он был гораздо спокойнее своего отца. Внешне.

«И все же внутри злость всегда казалась мне всеобъемлющей. Я не умел с ней справляться и мог пожелать человеку зла – не вслух, но мысленно. Неужели это могло исполниться? Неужели Господь мог допустить, чтобы это исполнилось?»

Вивьен был в ужасе от этой мысли. Он хотел забыть ее навсегда и никогда к ней не возвращаться. Как никогда и не возвращаться к этому всепоглощающему чувству. Он твердо решил, что ближайшие несколько месяцев будет ежедневно молиться Богу, чтобы Он помог ему сдерживать гнев. Возможно, придется даже исповедоваться в этом аббату Лебо… после того, как тот всыплет им с Ренаром за побег, разумеется.

– Ох и попадет нам сегодня, – задумчиво протянул Ренар.