Он нормально говорить разучился? На берегу–то с речью у него всё отлично было. Я еще раз посмотрел на статую — размеры впечатляют. Большой статуе — большой топор нужен, однако.

— Ага, понятно. Элис, пуляй. А я сейчас, одну секунду, — я развернулся и, на ходу убирая щит и одноручный топор, побежал за двуручным. Где там моя большая пушка? Но прежде, чем его подобрать, пришлось выбросить из инвентаря сабатоны, старый шлем и латные перчатки. Подобрал, нет перегруза! Эх, моща! Что там, говоришь, сломать надо?

Здоровая статуя. Была! Крепкая. Была! 25000 единиц прочности, да, для двух персов десятого уровня работы на несколько минут, десятков минут! Элис стреляла, не переставая, клавишу зажала и сок пила. Так она мне сама сказала! А ещё Чёрный за спинами ходил, вздыхал и подгонял: «Быстрее, быстрее». Потом он к Элис подскочил и бросил к её ногам, нет, не всё золото мира, а склянку с жидкостью желтоватого цвета. Эй, лучше бы мне дал, она и так сок пьёт! Жадина. Испив жидкости из склянки, лучница стала стрелять так быстро, как будто у нее не лук в руках, а помповик бинелли. Разбили! Осколки статуи исчезли вихрем разноцветных искр. Делаю шаг в открывшийся проход и замираю, передо мной…

«…во мгле печальной,

Гроб качается хрустальный,

И в хрустальном гробе том

Спит царевна вечным сном.

А. С. Пушкин».

Стою, смотрю. Рядом Элис стоит, тоже смотрит и молчит. Не, правда, всё как АС Пушкин писал. И как он только угадал? А вот Чёрный от нетерпения аж подпрыгивает:

— Крышка! Разбейте крышку!

— Крышку? Да, не вопрос!

Сюр, конечно. Рыцарь в ржавых доспехах с плеча скелета бьёт топором по прозрачной крышке хрустального гроба, висящего на цепях шести столбов. Рядом лучница от него не отстаёт в разрушении шедевра дизайнерской мысли. Звон идё–ёт, почти малиновый! А вдоль стен, не подходя к гробу, мечется некто, известный как «Чёрный потрошитель», и торопит, торопит.

— Осколками царевну не посечёт? — войдя в образ, интересуюсь я у Элис?

— Не должны, — на полном серьёзе отвечает та, — крышка искрами распадётся.

Разбили!

— Успели! — потрошитель бросается к гробу.

У меня аж сердце замерло! Вот он склонился к лицу царевны, а кто кроме царевны может лежать в гробу с короной, пусть и маленькой, на голове. Что он там творит?

— И мне не видно, — разочарованно вздыхает рядом Элис.

Потрошитель выпрямляется и замирает. Я внимательно смотрю на горло лежащей девушки. Не разорвано? Следов от укусов нет? Не видно. Значит, всё по классике — поцеловал. Ждём дальше.

Ждать пришлось не долго. Глаза царевны открылись: