Андрей, задыхаясь, быстро шел по улице. Возле портомойни он столкнулся с женщиной, вышедшей с корзиной белья, та свою корзину уронила и он успел подхватить ее у самой земли. Женщина ругалась ему вслед, но он уже не слышал ничего. Дернув за ручку, он открыл дверь в сени дома номер десять по улице Ворошилова и, почти повиснув, из последних сил выдохнул:

– Марина… Ивановна…

В ответ ничего не услышал. Шагнув вперед, сразу же увидел висящее на веревке тело. Схватив за ноги, приподнял, закричал сразу же:

– На помощь! Кто-нибудь, на помощь.

Вбежала запыхавшаяся Настя:

– Что, дядя Андрей? Что случилось?

– Настя, быстрее, ищи нож какой-нибудь, веревку перерезать, я держу пока!

Настя побежала в дом, споткнувшись о лежащий на боку табурет, через минуту вернулась, держа в руке кухонный нож.

– Что теперь?

– Становись на табурет, режь веревку!

– Я… я боюсь, дядя Андрей…

– Настя, быстрее режь веревку! Потом разговаривать будешь! Ну же!

Настя поставила табурет, влезла на него, пыхтя, начала резать веревку.

– Не перерезать, очень крепкая.

– Режь, Настенька, быстрее, время уходит!

Наконец, тело в его руках повисло и Андрей уложил его на пол. Одного взгляда на уже высохшую роговицу и окоченевшую нижнюю челюсть хватило, чтобы понять, что опоздали они часа на три, не меньше.

– Опоздали, Настя, всё.

– И ничего нельзя сделать?

– А что тут сделаешь, она уже несколько часов как умерла.

Андрей вышел на улицу, сел у двери на землю. Настя вышла за ним, села рядом.