Книги

Эквилибрист. Путь долга

22
18
20
22
24
26
28
30

— Н-никого.

— Ритуалы, жертвоприношения? — глаза снова опускаются. Было. Птички–животные. Маг–то она слабенький.

— Ты же природница, — в раздражении начинаю вышагивать по полянке, — травки–корешки. Ну и помогала бы односельчанам, в огороде бы возилась. Что тебя во тьму–то понесло, малефик–недоучка?

Женщина старше меня, но здесь и сейчас она младшая: по силе, по статусу. С неприязнью смотрю на черную бахрому, что почти скрывает зеленую корону ауры.

— Слабенький я природник, — голос женщины окреп, в нем появилась злость и затаенная обида, — да и, думаешь, приходит кто ко мне за этим? За добро денег не платят! А вот присушить–отсушить, удачу отвести, ребеночка скинуть — это всегда в почете! Плюются, а идут. За спиной проклинают, но несут кто денежку, кто курочку, кто сметанку. Не себе хорошо сделать — другому плохо! Природа такова человеческая. И даром я пользуюсь, чтобы травки нужные найти или вырастить.

— Лечить не умеешь? Хотя, чего спрашиваю? Не выйдет у тебя сейчас целебный отвар, даже если захочешь. Жаль. Моим бы солдатам лекарь не помешал.

— Это к Марфе из Замковой идти надо.

— Марфа эта — лекарка простая. Нет у нее силы, — поморщился я, — а ты сюда слушай. "Нерожухи", привороты и прочие зелья на твоей совести. А вот с ритуалами заканчивай. Даже любимая твоя "Ладонь Судьбы" как ни крути, а проклятие. И не говори мне тут про божественное воздаяние! А если еще хоть раз на ком "Крест мертвеца" увижу — я вернусь. Ты поняла меня, ведьма?

— Поняла, — я пошел обратно, а женщина так и стояла, уткнувшись лицом в какую–то местную осину и вздрагивая от рыданий.

Ну, то что за печкой прячутся трое детишек я определил на слух еще когда мы только за стол сели, а уж не почувствовать при возвращении волну ненависти… Так что метнувшегося из–за занавески пацаненка я перехватил вполне мягко. Чуть вывернул руку, отобрал нож и не глядя оттолкнул за спину в объятия матери.

— Ну и семейка, прах и пепел!

— Даркин, смотри, что у них тут пряталось! — радостная демонесса выволокла за ворот рубашки какую–то малявку лет семи.

— И? — разглядываю добычу.

— Она рыженькая! И симпатичная! — просто море восторга.

— Не маловата?

— Неа! — любимая жена все никак не могла оторвать взгляд от застывшей в ужасе игрушки, — у меня в детстве такая была. Только не живая!

Надеюсь, она не зомби имеет в виду. Обвожу взглядом напряженно затихшее семейство. Здесь, между прочим, только что имело место покушение на жизнь сеньора и старшие это прекрасно понимают. Мадлен прижала к себе ребенка, словно сможет его уберечь. Ловлю взгляд кузнеца, что так и застыл среди обломков скамьи, привалившись к стене. Ай, хороший взгляд! Огонь, а не взгляд! Когти сами собой прорастают.

— Через семь дней ваши поедут в замок. Привезешь дочь, — еще две секунды держу взгляд, а потом оборачиваюсь к своим:

— Поехали отсюда. Надеюсь, лошадей наших еще не увели.

— Может сжечь их, выродков? — оглядывается кто–то из воинов на удаляющуюся хату.