Было темно и шумно; танцы, всполохи света и музыка беспокоили, отвлекая внимание, и все это мельтешение, перегрузка органов чувств создавали некое ощущение приватности, замкнутости, этакого энергетического щита, спрятавшись за который, решила Кейт, можно наконец как следует изучить Билла, мужа этой женщины, столь быстро ставшей ее лучшей подругой на этом континенте.

Билл закинул руку на спинку диванчика, он уже снял пиджак и расстегнул пару пуговиц на рубашке. Его волнистые темные волосы слегка взъерошились, а сам он блистал легкой улыбкой человека, пьющего уже шесть часов подряд. Он чувствовал себя здесь полностью в своей тарелке, в этом club privée[34] Правильно Выбранного Банка. Голову он склонил набок, прислушиваясь к словам Пьера, потом от души рассмеялся. Он выглядел сейчас как знаменитый кутюрье или кинорежиссер. Но отнюдь не банковский служащий, занимающийся операциями с иностранной валютой.

Шутки Пьера иссякли, пригасив улыбку Билла. Он повернулся к своей американской компании, к своему столу, и встретился глазами с Кейт, не отпуская ее взгляд в течение нескольких секунд, ничего не говоря и ни о чем не спрашивая. Интересно, кто он такой на самом деле, черт бы его побрал.

Билл всем своим видом, да просто одним лишь присутствием доминировал над окружающим. Отчего его жена превращалась в нечто маленькое и тихое, даже когда вставала, такая высокая и громогласная. Это была странная пара: Билл вроде как совсем не того поля ягода, что Джулия.

— Слушайте, парни, — сказала Кейт своему мужу и Биллу, доставая из кармана мобильник. — А как насчет фото? — Оба молча смотрели на нее, видимо, не находя возражений.

Кейт в свое время встречалось немало таких, как Билл: альфа-самцы, пытающиеся доминировать над другими. Такая была у нее работа — все время иметь дело с подобными типами. А в частной жизни она взяла за привычку избегать их.

— А что же ты, Джулия? — спросила она. — Давай, сядь рядом с ними.

Все трое улыбнулись, и Кейт щелкнула аппаратом.

Потом внимательно посмотрела на этих мужчин, сидевших по ту сторону низкого, заставленного тарелками столика: на собственного мужа и этого нового мужчину. Один, все существо которого пропитано уверенностью в себе, фонтаном бьющей из глубокого источника бог знает какого происхождения — может, он совершенно замечательный спортсмен или имеет фотографическую память, какие-то выдающиеся способности, — и этот фонтан истекал вовне, выливался наружу в виде холодной элегантности, подвижности и живости, словно все шестерни в его внутренней коробке скоростей всегда отлично смазаны, и эта смазка постоянно пополнялась, позволяя им в любой момент работать с абсолютной эффективностью, что выражалось в его легких и мягких движениях, игривых улыбках и в невозможной животной сексуальности. Этот человек никогда не приглаживал ладонью волосы, не поправлял воротничок рубашки, не стрелял глазами туда-сюда и не болтал попусту — не суетился, не ерзал и не вертелся.

И другой, полностью лишенный этой уверенности в себе. Он ничем не фонтанировал — то ли источник засорился, то ли труба повредилась, так что в итоге вверх поступал лишь жалкий ручеек, слишком слабый даже для того, чтобы смочить рваные края его нервозности и неуверенности, как-то сгладить, смягчить дергающийся, судорожный язык его тела, весь состоящий из скрипов, визгов и неудобных, острых, угловатых движений. Это и был ее мужчина, ее муж, который не просто хотел ее, но нуждался в ней, и не временами, а постоянно и отчаянно. Это явилось результатом ее собственного воспитания, ее собственного ограниченного запаса уверенности в себе, ее собственной самооценки, того, какой именно она видит себя в этом мире: Кейт нуждалась, ужасно нуждалась, чтобы в ней испытывали потребность.

Новый мужчина опять пристально смотрел на нее, он словно бросал ей вызов, зная, что она изучает и оценивает его, и давая ей понять, что тоже изучает и оценивает.

Она невольно задумалась, на что это может быть похоже — находиться рядом с мужчиной, который абсолютно в ней не нуждается, но просто ее хочет.