Женя начала выделывать машиной акробатические этюды, на которые способен только частый гость центра Москвы. Кира уже давно снимала квартиру на Патриарших. Свою в Беляево – побольше, поновее, но не такую «posh»4, она сдавала.
– Я не перестаю удивляться твоему мазохизму. Жить в центре добровольно. – Женя скорчила рожицу полнейшего неодобрения. – Это медленное самоубийство. Типа курения или алкоголизма.
– А по мне так наоборот. Офис рядом. Малая Бронная со всеми ее ресторанными благами тоже рядом. Можно прийти на каблуках и не устать. Ну и сама фраза «я живу на Патриарших» производит даже большее впечатление, чем брюлики вместе с «бентли». Хотя… тащить чемодан двум девушкам на четвертый этаж – это точно мазохизм. Ты победила, сдаюсь!
– Где твой Макс?
– А черт его знает, – без всяких эмоций произнесла Кира. – Все тешит себя надеждами, что работает на великое будущее.
Кира открыла дверь и включила свет. В квартире стоял затхлый запах, какой бывает или в давно заброшенных помещениях, или в домах старых одиноких людей. Кире почему-то резко стало жалко себя, будто это она сама была чем-то давно заброшенным. К ногам кинулись три кошки, завопившие разноголосым хором. Девушки выпили по бокальчику давно открытой бутылки вина, которую Кира всегда припасала для гостей, но никогда не пила одна. Поэтому вино часто прокисало. Женя на свой страх и риск уехала за рулем.
Кира никогда не оставляла чемодан неразобранным. И в этот раз, хотя часы и пробили полвторого, она принялась рыться в вещах и надолго застыла, сжав в руках подарок для Максима – серебряные запонки, под сапфировое стекло которых можно было вставить любую фотографию или изображение. Она задумалась: подарить их так, как они есть, или вставить свой портрет либо их совместный снимок. Побросав вещи, Кира села к компьютеру и стала искать что-нибудь подходящее. Спустя полчаса обнаружила, что за последние пару лет у них не было ни одной общей фотографии. Вот она на отдыхе, вот он с друзьями на даче. Макс ее, конечно, звал, но разве поедет такая девушка, как она, с такими неподходящими личностями, как они… Вот она опять на отдыхе, а он за рабочим столом, за рулем, возле новогодней елки – тоже один. Она на острове с белым песком и фотошопного цвета водой, в баре, на интервью, на лыжах. Неизменно небрежно шикарная… Папка на рабочем столе компьютера под названием «Life»5, как оказалось, говорила об их отношениях намного больше слов.
В голову стали прокрадываться мысли вроде «как хорошо было раньше и как серо сейчас». И что по-настоящему яркими были лишь несколько их первых встреч, а все остальное время оказалось лишь ожиданием их повторения. Кира давно поняла, что в таких размышлениях нет никакого смысла, только потеря времени, и поэтому отогнала их прочь и принялась за статью. Монотонная работа – прослушать кусок текста, набрать, прослушать, перепечатать – ей нравилась, хотя со стороны покажется самым нудным трудом из всех возможных. Для Киры же она была чем-то сродни медитации. К тому же так ее не мучила совесть за безделье, ведь она действительно работала. И в то же время ни о чем не думала. Это был один из редких моментов, когда Кира могла остановить рой мыслей, заполняющих ее мозг, словно пчелы улей. После расшифровки интервью она часто приходила к выводу, что интеллектуальный труд – это, в общем-то, противоестественно для человека. Ибо он никогда не делает его счастливым.
В этот раз работа не клеилась. Она постоянно спотыкалась о слова Гринберга. На фразе «…мы всё это заслужили» она отключила диктофон, разделась и легла в постель. Среди ночи в полудреме почувствовала, как Максим шмыгнул под одеяло, обнял, перекинув через ее талию свою тяжелую руку. Сразу стало жарко, неудобно и тяжело дышать, но Кира никогда не убирала его руку. Ночью Кира всегда любила Макса сильнее. Даже если накануне они поссорились и она утром намеревалась продолжать дуться на него. Ночью он просто становился ее родным, гладким, могучим, вкусно пахнущим телом. Как будто обидчик, заключенный в этом теле, на ночь улетал по своим делам.
Кира прижалась к нему изо всех сил и быстро заснула.
Глава II
– С приездом, дорогая! – раздалось в трубке.
Звонок разбудил Киру. По яркому свету, пробивающемуся сквозь портьеры, она поняла, что утро, похоже, отнюдь не раннее и оправдываться бесполезно. Звонила редактор. Максима уже не было. Не было ни одного свидетельства его присутствия, даже грязной чашки в раковине. На секунду Кира засомневалась, а приходил ли он вообще…
– Спасибо.
– Ты не собираешься нас сегодня навестить?
– Собираюсь.
– Собирайся быстрее, уже первый час. Я соскучилась.
Быстрее не получилось. Кира собиралась ровно два часа. Отточенные движения, одно за другим, наполняли ее дневное утро. Каждый божий день, в строгой последовательности, с одинаковой затратой времени – в этом ее беспокойное сознание тоже находило своего рода успокоение, поэтому чистить зубы одной и той же пастой, в одной и той же позе с одинаковым выражением лица ей никогда не надоедало. Наоборот, если какой-нибудь пустяк мешал ей сохранить последовательность утренних ритуалов, Кира нервничала и суеверно считала, что день с самого начала не задался. Этот пустяк становился для нее огромным форс-мажором.
В этот день все было даже слишком размеренно. Кира знала, что ее ждут в офисе, но также знала, что ее появление особо ничего не изменит, поэтому не торопилась.
Так же почти каждое утро Кира задумывалась на секунду, как ей добираться, но решение всегда было традиционно и предсказуемо – она ехала на метро. Кира была единственной из ее окружения, кто, имея выбор, пользовался общественным транспортом. Во-первых, она не любила даже чуть-чуть выходить из зоны своего покоя, а дорожное движение в будни раскачивало ее психику не хуже американских горок. Во-вторых, она полагала, что так больше соответствует своему «зеленому» имиджу, хотя окончательно избавиться от машины она не могла. Пороки большого города глубоко засели в ее голове. Несмотря на то что, казалось бы, именно она и ее коллеги – работники глянца, отлично знают, как создать стойкую потребность в ненужных вещах, и должны быть лишены свойственных всем остальным слабостей. Кире очень был нужен голубой «джип», но, когда она его получила, быстро потеряла к нему интерес. Машина была ей необходима только ради факта обладания и чтобы иногда эффектно пустить пыль в глаза.