Мужской голос прозвучал тихо и грозно, по телу побежали мурашки.

— Ой.

— Вот тебе и ой. Ты все-таки утонула и явилась ко мне призраком?

— Нет… я не знаю… я…вроде живая.

Снова звон цепи, где-то внизу дышит собака, мою руку сжимает горячая мужская ладонь, запах древесины, кожи и смолы. Мне нравятся они.

Ничего не говорю, и он молчит, сосед наш, спаситель и фаворит моего почти нулевого рейтинга по мастерству поцелуев.

Господи, дура какая.

Мужчина ведет пальцами до локтя, стоит очень близко, широкоплечий, сильный, высокий, мой лоб на уровне его губ. Ему бы пошло быть егерем в лесу, бродить, обходя владения, и стрелять из ружья в браконьеров.

Не знаю, кто он. Даже имени его не знаю.

Меня ведет снова в сторону, удерживает, слышу тихий смех.

— Напилась?

— Нет.

— Сегодня можно, в день рождения можно все.

Не понимаю, о чем он, но когда доходит, меня снова целуют, запрокинув голову, сжав пальцами подбородок. Настойчивый и требовательный поцелуй, сразу проникая языком, практически насилуя мой рот, в то же время лижет губы, лаская их так.

— Что пила? Самогон?

— Да, — не ответ, а стон, тело налилось истомой, чувствую, как затвердели соски, легкие спазмы внизу живота. — Пашка сказал, первак.

— Хорошая вещь. А кто у нас Пашка?

— Сын кузнеца.

— Романтично.

— Зойкин парень.