— Воронеж, нас не догонишь!
— Есть хочешь? — коротко бросил Дима и добавил, смущаясь. — Мне жена тут тормозок сложила.
— Давай, — кивнула Юлька, прекрасно понимая, что время выяснять отношения давно прошло. Или еще не наступило.
— Котлета и капуста, — придвинул к ней широкий судок Крепс. — Картошку мы с Димоном схомячили…
— Ты ел жареную картошку? — строго посмотрела на ребенка Юля. — Ты же знаешь, что тебе нельзя…
— Мамочка, ну, она такая вкусная. Я просто не смог отказаться… А дядя тезка не знал. Ты его не ругай, пожалуйста.
— Я никого не ругаю, — строго заметила Юля. — Просто кто-то опять будет пить мотилиум.
— Ладно, — натужно вздохнул Димулька. — Выпью. Оно того стоило…
— Пока ты умывалась, — заметил Блинников, протягивая ей чистую вилку, — пришло сообщение от Кирсанова. До вокзала поезд остановить не получится. Слишком многим придется объяснять причину. Но в Ростове живет один человек. Он нас и заберет с перрона. Сергей Юрьевич с ним уже связался. Мужик креативный. Обещает встретить с оркестром…
— Вот нам только музыкального сопровождения не хватало, — усмехнулась Юлия и принялась есть. Крепс даже залюбовался. В отличие от других дамочек, Юлька не гоняла лист салата по тарелке. Ела быстро и аккуратно. Потом даже вымыла судок и вилку.
— Спасибо большое, товарищ полковник, — улыбнулась она. — Очень вкусно. Так Алене и передайте.
— Обязательно, — кивнул Блинников и неожиданно почувствовал легкую досаду.
«Она все про меня знает. Про звание, про Алену. И сказала так равнодушно-весело…»
Он бросил внимательный взгляд на худенькую невысокую женщину. Элегантную и совершенно уверенную в себе. И внезапно понял, что та девчонка с черными космами и ободранными коленками, которую он под ручку вел через кладбище в Никифоровке, а потом промывал перекисью раны, заливая пенящуюся жидкость на подранные колготки, не имеет ничего общего с этой красивой и ухоженной гламуркой. Нет, естественно, это была та же Юля Фомина, теперь уже Яныч. Холеная блондинка, знающая себе и другим цену. Подтянутая и волевая женщина. И любому человеку та девица в хламиде, что следила за генералом вместе с такими же журналюшками, как и она сама, показалась бы дальней родственницей теперешней Юли со странной фамилией Яныч. Блинников засмотрелся на волосы, собранные в почти идеальную дульку, и поймал себя на мысли, что хочет выдернуть из Юлькиной прически дурацкие шпильки. Огладить послушные длинные локоны и намотать на палец тонкую прядку.
«Вот тебя занесло, Крепс, — почудился Диме знакомый рык Бека. — О деле думай, пацан. Запрыгнуть к Юленьке в койку еще успеешь. Тут главное живыми и невредимыми попасть в теплые объятия Бессараба!»
Блинников вздрогнул, будто очнулся. Посмотрел на сына, таскающего машинку по краю стола, быстро скосил глаза на Юльку, копошившуюся в сумке. Глянул на бедро, обтянутое тугими джинсами, украдкой облапил взглядом такую же высокую, как и раньше, грудь.
«Только вот прежняя Юля Фомина пряталась за широкими балахонами, а эта носит одежду по фигуре, — самому себе заметил Блинников. — Психологи считают, что вот такая смена имиджа связана с большой переменой в жизни, — подумал было Крепс и оборвал себя, будто глупого первогодка. — Психолог хренов, тебе какое дело до ее имиджа?»
Он сумрачно всмотрелся в телефон. Увидел пропущенное сообщение от Ивана Григорьевича Бессараба[1].
— Что за противник, Дима? — написал бывший снайпер Гоголя.
— Два мордоворота из братвы, — тут же напечатал Крепс.