— Нет, потому что люди на местах остались, — пояснил мне Сегис. — И люди эти остались мне верны. И работать будут, как и прежде. А кто-то ещё и порадуется внезапному повышению. И все они, уж прости за откровенность, будут считать меня пострадавшим. И жалеть меня, невинно пострадавшего, будут — и работать будут от того ещё усерднее.
— Получается, от трагедии вам одна сплошная выгода… — вот тут мне стало противно до ужаса.
— Э-э-э! Нет, приятель, я уже вижу, куда у тебя мысли пошли! — Сегис хохотнул. — Я даже у Пали спрашивать не буду. Я весь этот разговор проводил уже, прости, девять раз!.. По числу своих детей. Ты, Фант, забрался сейчас высоко, а вот к этому всему дерьму не готов. Ты пойми: есть дом, а есть — я. Есть мои личные привязанности и переживания, а есть дело. Думаешь, я не скорблю о тех, кто погиб? Думаешь, мне этих людей не жалко терять? Думаешь, у меня сердце кровью не обливается, когда я на осиротевших детей гляжу? Зря так думаешь… В зале сегодня погибло очень много хороших, дорогих, близких мне людей, Фант. Но если бы я обвинил Орифа — погибло бы ещё больше. Потому что, когда дом вырезают — а мои поспешные действия могли привести к краху! — не щадят вообще никого. Всех гасят, кто на ноги встать успел. Я ведь и заговор подозревал, и про выброс услышал — не отмахнулся. Специально празднование перенёс на пораньше, а выброс, гляди-ка, всё равно к юбилею приурочили…
— Можно было бы нагнать больше охраны в поместье, — нашёлся я.
— А ты думаешь, Ориф — слепой и дурак? — поинтересовался Сегис. — Думаешь, он приготовлений не увидит? Думаешь, не обратит это в свою пользу? Скажет публично что-нибудь такое… Да хоть бы шутливо предположит, что я под юбилей всех неугодных перебить решил. Сказано-то вроде как в шутку, а осадок — останется. Вот и подумают мои люди, что я им не доверяю. И к чему это приведёт? А к тому, Фант, что многие из них начнут с интересом продумывать план по бегству в другие дома! И многие и сбегут, ослабив дом — и вот тогда нас начнут резать. Я, понимаешь, всю свою жизнь этот дом из дерьма вытаскивал!.. Его ведь в начале моего правления уже подминать собирались… И в силу мы только сейчас входить стали. Вот только на ногах мы ещё не настолько крепко стоим…
Сегис покряхтел, устраиваясь в кресле поудобнее, и продолжил:
— Да и толку с той охраны-то? Ну будет здесь не двадцать охранников, а сто. Так и Ориф наймёт не сорок головорезов, а двести. Пневма у него есть, а желающих на Большой Скале хоть отбавляй. Преимущество всегда у того, кто нападает, Фант! А обстоятельства таковы, что я сам напасть не могу. Пока дом верит своему главе, все его люди делают своё дело. Пока они чувствуют, что дом — это семья, они ему верны. Но если я своих людей давить начну, то даже невиновные задумаются, а не перегибает ли гра Сегис палку? А не изгоняет ли людей по надуманным обвинениям? А не я ли следующий на очереди? Вот и получается, что, даже зная о готовящемся бунте, я не так уж и много могу сделать. Только понадеяться, что мои люди проявят стойкость и мужество — и смогут отбиться…
— Получается, празднование всё-таки должно было состояться этим вечером? — уточнил я.
— Да, Фант, этим. И гости ещё пока не все успели съехаться. Многие, конечно, обиделись бы за такой перенос на меня, но обиделись бы куда меньше, чем если бы я Орифа выгнал. Да и выгнал бы я его — а кто вместе с ним готовился меня смещать, я же не знаю. Так что всё равно бы бойня состоялась… Зато, если верить твоим словам про заговор, ты представь, сколько планов было поломано таким переносом!.. Получается, что и в других домах пришлось действовать раньше. Так что не думай, что я какой-то урод, которому люди неважны. Важны мне мои люди. Но если бы я не умел даже из поражения пользу извлекать, то правил бы не домом, а какой-нибудь лавкой с кренделями. Это только в народных байках всё дерьмо внизу. А на самом деле, чем ты выше — тем больше с ним сталкиваешься. И любой глава дома — это сумасшедший, в котором две личности живет. Одна личность жену любит, детей обожает, друзей ценит. А другая — холодная расчётливая тварь, которая даже из смерти близких должна извлекать свою прибыль…
— Пожалеть вас надо? — не удержавшись, буркнул я.
— Себя тебе, дурак, надо жалеть! — беззлобно ответил Сегис. — Я в этом дерьме давно живу — привык. А вот ты вверх ползёшь уж очень быстро — не успеваешь ничего понять и принять. И заметь, у меня особо выбора по молодости и не было, а ты лезешь по собственной воле!
— Тогда уж, по собственной дури… — хмуро заметил я, пытаясь понять, на кой я вообще во всё это ввязался.
— Ну можно и так сказать, — согласился Сегис. — Вижу, ты меня понял.
— А Раили? Она выжила? — спросил я. — Вроде я видел, как в неё снаряд попал…
— Выжила она, выжила… — Сегис посмотрел на меня с явным удивлением.
— Её-то вы изгнать теперь сможете? — спросил я.
Пали и Сегис переглянулись, а потом бессовестно захохотали, держась за животы. Ну а мне только и оставалось, что растерянно на них смотреть. Наконец, Сегис, утирая слезы, соизволил пояснить:
— Фант, вот ты её, когда с Эли видел… Сколько годков ей, на твой взгляд, было?
— Да точно и не знаю. Молодая, — ответил я, не понимая, к чему он клонит. — Я с местными возрастами всё никак не разберусь…
— Ей сейчас десять лет, — пояснил мне Сегис.