— Знаешь, Белозор, а я думал, тебя поуговаривать придется. Целый список плюшек приготовил... А ты вон какой — сознательный! — мне показалось, или в его интонации промелькнуло презрение?

— Давайте его сюда, ваш список. Мне все плюшки нужны, какие только можете вообразить... Дачка, тачка и собачка, ну, знаете... Дачка — особенно! Я жениться вообще-то собрался, в конце лета.

— О-о-о-о, поздравляю!

— Ой, Михаил Иванович! — я махнул рукой. — Лучше деньгами.

Он тоже махнул рукой, но несколько растерянно.

— Гера, я чем смогу... Ты вправду меня очень выручил!

"А ведь ехать должен был он!" — внезапно понял я. Да и черт с ним. Может я и не великий специалист по Афганской войне, но если мои знания помогут спасти хотя бы парочку белобрысых "шурави" — то я буду считать, что всё сделал правильно.

Я вышел из корпункта в смешанных чувствах. Мысли были о Тасе, о девочках — и о судьбах мира, конечно, путались в голове. Завтрашний разговор с Машеровым утешал — по крайней мере, я отдам ему папку, а дальше — будь что будет. Союз он, может, и не спасет, да и надо ли его спасать и в каком виде — тоже вопрос хороший. Но не допустить аварии на ЧАЭС в 1986 году и эвакуировать людей из Спитака и Ленинакана в 1988-м, до землетрясения — это было вполне по силам Петру Мироновичу, только бы жив остался...

По моим прикидкам Тася вот-вот должна была покинуть местный спортивный рейхстаг, так что я рванул на "козлике" туда, припарковался чуть ли не у самого входа, постарался как можно удобнее расположиться на двух передних сидениях и вытянуть ноги. То ли бурная ночь дала о себе знать, то ли нервное напряжение после разговора со Старовойтовым стало тому причиной — но я безбожно уснул в самой неподходящей для этого позе.

Похоже, у белозоровского организма была именно такая реакция на стресс — спать в любой непонятной ситуации... Всё бы ничего, но один раз я уже очутился похожим образом за решеткой! Вот и сейчас меня разморило пусть в обстановке довольно безопасной, но — совсем некстати. Снилась какая-то дичь навроде Горбачёва с гамбургером в руках, который отплясывал джигу на крыше Чернобыльской атомной электростанции, и Таисии, торгующей на рынке замороженными пельменями, наряженной в бабусячье пальто и цветастый платок.

— Я пришла к тебе с приветом рассказать, что солнце встало... — пропел знакомый голос где-то неподалеку.

— Федор Иванович? — сквозь сон удивился я.

— Какой еще Федор Иванович? — удивилась Тася. — Гера-а-а, тебе голову напекло?

— Как это какой? Тютчев. Стихи — Тютчева?

— А-а-а-а! Тогда уж — Афанасий Афанасьевич. Стихи — Фета.

— Фета — это греческий сыр.

— Какой еще сыр? Белозор, тебе вредно спать днём! Вот, бери мороженое и вези меня гулять! Я, между прочим, большая молодец! Будет у меня ведомственная двушка на Зеленом Лугу, и в детский садик я девчат пристроила, и школы в том районе есть — Ваське на следующий год в первый класс идти ...

Мороженое! Я со стоном распрямился, хрустя суставами, и взял из рук подруги вафельный стаканчик с пломбиром. Черт возьми, больше года уже живу-поживаю в СССР, а тот самый пломбир за 20 копеек пробую, кажется, только второй раз! Ну, что я могу сказать? Вкусно! Но чисто субъективно — в нашей незалежной синявокай Беларуси делают не хуже, чем в БССР! Потому как — ГОСТ и всё такое...

— Я никогда еще не видела, чтобы человек ел мороженое с таким сосредоточенным видом! — Тася обошла машину по кругу и, усевшись на пассажирское сиденье, положила ногу на ногу. — У тебя что-то случилось?

— Не успел я в "Комсомолку" устроиться — Старовойтов в командировку отправляет... — я не знал, стоит ли говорить ей всё — впервые за всё время нашего общения.