– Потому что я должен рассказать тебе то, чего тебе не следует слышать. И под конец ты сочтешь меня сентиментальным слабаком, – прошептал он. – Потому что я должен с тобой расстаться, потому что ты будешь нужна Немии. И потому что я не могу больше ждать. Каждое мгновение – это еще одна ошибка. Я должен снова восстановить границу, Лэйра. Иначе скоро не останется никакой Немии.
Я ощутила, как его губы коснулись моего лба, и тяжесть опустилась на меня, как бы я ни сопротивлялась. Что он имел в виду – «границы»? Что все это значило?
Потом, когда я проснулась… Я могла думать только о том, что должна как можно быстрее сказать ему, как сильно я его люблю.
Интерлюдия
Он не мог поддерживать огонь вечно.
Оно нравилось ему – его Царство, состоящее из огня, пепла и дыма. Несмотря на то что вид пламени теперь стал для него невыносим, потому что его глаза изменились – стали черными как уголь и видели в темноте; а вот любой источник света ослеплял его, вынуждая отворачиваться. Но само его существование стало утешением, тепло огня было словно частица родины в этом холодном как лед месте, которое теперь принадлежало ему.
Но постепенно огонь уничтожил почти все, выжег все, что не успело сбежать в глубину страны, и настало время, когда он предложил огню отступить, прежде чем тот ослабеет и потерпит поражение. Видеть это было бы для него невыносимо.
– Милорд.
– Не называй меня так, Кедрен.
Кедрен и старый горбатый слуга были единственными, кто остался. Слуга из верности – не Аларику, а венцу, который сросся с его головой; Кедрен потому, что он спрятался в крыле замка и огонь отрезал ему путь к отступлению.
Слуга почти не разговаривал, а Кедрен, напротив, был разговорчив. После многих дней молчания и неподвижности, рыданий и гнева Аларику нужно было с кем-то поговорить, и он открыл камеру, в которой поначалу запер Кедрена, чтобы не потерять по крайней мере эту близкую ему душу.
– Я буду называть тебя как ты хочешь, если ты решишь проблему у нас под дверью, – произнес Кедрен.
– У нас снова есть дверь?
– Да, со вчерашнего дня. Старик сколотил ее из остатков мебели. И под ней стоит полдесятка дэмов. Они просят защиты.
Он невольно рассмеялся, но смех прозвучал горько, потому что просьба о защите была самым безрадостным, что можно было услышать в этом Царстве. Земля пылала и иссыхала, а там, где дэмы еще могли жить, властвовали оставшиеся последователи фемаршала Филлес, и Аларик – пусть он и был Повелителем в какой-то мере – не мог сражаться с ними, потому что у него не было оружия и оставалась лишь горстка годных бойцов. Он обретал новые способности постепенно, и на то, чтобы его тело изменилось, тоже нужно было время. До момента, когда его на поле брани станут воспринимать так же серьезно, как этого требует его титул, в его стране пройдет не один год. До той поры выхода не было, и его страна оказалась обречена быть тоскливой пустошью.
– Нужно снова отстраивать замок, – произнес Кедрен. Если даже он проявляет благоразумие, значит, дело серьезное.
– Я знаю.
Он прикрыл лицо ладонями и вздрогнул, потому что снова неожиданно для себя задел острые рога, выступавшие у него на лбу. От них болела голова, и несколько раз он из-за этой боли терял сознание. Изменявшиеся зубы буквально пронзили ему челюсть, и он снова подумал, что лучше бы кости так и остались расщепленными, а не исцелялись за несколько часов, чтобы затем расколоться снова. О том, что происходило с его позвоночником, он предпочитал не знать. Ему попросту не хотелось снимать перепачканный грязью мовлэ, чтобы этого не видеть.
Слуга сказал, что до завершения превращения пройдет несколько недель. В какой-то момент он научится менять облик, как это делал Риан Цира. До этого момента Аларик нетвердым шагом бродил во тьме, а ночью сжимал зубами сплетенный из кожи канат, чтобы, несмотря на боль, хоть немного поспать.