Ветры перестройки изменили отношение к Стрельцову. В принципе, и оценка Черенкова — из второй половины 80-х. Как и знаменитое высказывание об Игоре Беланове, которого признали в 1986 году лучшим футболистом Европы — как прежде Яшина и Блохина. Когда Эдуарда Анатольевича попросили оценить триумфатора, он изрёк: «Видите ли, я ничего не понимаю в лёгкой атлетике...»

Для нового поколения: киевлянин (а ранее одессит) и вправду обладал высочайшей скоростью. А кроме этого, и ударом отменным, и голевым чутьём. «Золотой мяч» всё-таки вручают сильнейшему на континенте, а это не шутка. Ко всему прочему, Игорь сделал блистательный хет-трик в одной восьмой финала мирового первенства 86-го, пусть СССР и уступил Бельгии 3:4. Да и без тех достижений — отличный был нападающий. Нам бы сейчас в сборную хоть одного такого.

А вот поди ж ты... Не для Стрельцова это футболист. Потому как Эдуард Анатольевич ценил не скорость бега, но скорость мысли. И для него Михаил Гершкович, например, — другое дело, хотя тот также мог обогнать любого, да и бил здорово.

Я бы здесь обратил внимание на то, что отклик Стрельцова как-то очень быстро «ушёл в народ». А всё оттого, что в изменившемся времени его стали больше слушать. Прислушиваться к нему. Потому и прошлое заиграло иными красками. Или, проще сказать: правда стала пробиваться вверх, как травка весной. Асфальт же, сквозь который ростки тянутся, на определённое время куда-то делся.

Тогда-то, напомню, и появились знаковые публикации об истории с минчанином Артёмовым, когда Эдуард заступался за Валентина Иванова. Опубликованные материалы вызвали шок — как и многое в те причудливые, незабываемые годы.

Казалось бы, и развиваться, и работать Эдуарду Анатольевичу. Он же в 80-е и Высшую школу тренеров окончил после Института физкультуры. Конечно, тренировать команду мастеров Стрельцов и сам бы не стал, — однако почему бы не консультировать кого-то из начинающих, например? А он, напротив, поехал в 87-м играть в составе сборной ветеранов в Чернобыль. «Для людей», — как исчерпывающе объяснил будучи смертельно больным.

А потом он умер.

24 июля в «Советском спорте» появился официальный некролог: «Госкомспорт СССР, Всесоюзная федерация футбола, спортивный клуб “Торпедо” автозавода имени И. А. Лихачёва с глубоким прискорбием...» и т. д. 27-го же числа единственная федеральная спортивная газета напечатала статью памяти Эдуарда Анатольевича под названием «Слово о футбольном “левше”». «На Ваганьковском кладбище, — писал безымянный автор, — позавчера были отданы последние почести безвременно ушедшему из жизни заслуженному мастеру спорта, чемпиону Олимпиады в Мельбурне Эдуарду Анатольевичу Стрельцову. Минутой молчания в тот же день память Стрельцова почтили и зрители, и участники матча чемпионата СССР “Торпедо” — “Ротор”».

Ниже приводятся протокольные данные того поединка: «Стадион “Торпедо”. 25 июля. Пасмурно. 13 градусов. 1700 зрителей».

То есть на минуту молчания не набралось и двух тысяч человек. Тем не менее в том же материале «Советского спорта» унылая встреча «обыграна» очень характерно. В «зону внимания» попал пожилой болельщик, который, отбросив в сторону видавший виды зонтик, возмущался: «Молодой человек, ну как так можно играть? Совсем своих партнёров не уважаете! Умоляю, Эдика вспомните!» Когда же одному из торпедовцев удался красивый удар, это вызвало явное одобрение трибун: «Вот это по-нашенски, вот это по-стрельцовски!»

А когда во втором тайме Юрий Савичев, получив мяч в штрафной «Ротора», непринуждённо переправил его в ворота, всё тот же болельщик радовался как ребёнок:

— Нет, живы традиции Стрельцова, — восторгался он забитым голом. — Враки, что Эдик умер. Посмотрите, жив он!

90-е годы были необычайно щедры славословиями в адрес Эдуарда Анатольевича. Жалко, что поздновато получилось. Он не сумел услышать всего при жизни.

Хотя фильм по сценарию А. П. Нилина «Эдуард Стрельцов. Вижу поле...» выглядит прежде всего необходимым мощным реквиемом. Мне удалось посмотреть несколько документальных картин, посвящённых великому футболисту, однако та лента 1991 года, безусловно, выделяется. Недаром создатели будущих фильмов о Стрельцове практически не обходятся без кадров из той работы (режиссёр В. Коновалов, оператор Р. Петросов).

Бесспорно, сказался и момент для съёмок: люди в кадре не то что не играют, не то что не прикидываются — они страдают, они сами на грани ухода. В такой ситуации человек искренен. Письма Стрельцова из лагеря и старенькая Софья Фроловна (я отчего-то понял, почему её опасались следователи 1958 года) сообщают картине особое настроение. И даже уважаемый М. И. Якушин с рассуждениями о роли тридцатилетнего (что особо подчёркивается) Эдуарда в сборной 67—68-го не так увлекает.

Другое дело: мысль о том, что «фотографии Эдика естественнее всего смотрелись в семейных альбомах». Парадокс — а ведь это действительно так! Стрельцов неизбежно уносил нас, глядящих на него, из беспокойного настоящего в ту пору, когда счастье было как предчувствие. И кто сказал после этого, что молодость не возвращается?

Так что слова о том, что Эдуард Анатольевич входил в дом каждого болельщика, надо понимать точно, но не буквально.

Несомненно, вовремя вернулись и характеристики от партнёров. Вновь хочется процитировать М. Д. Гершковича: «Он очень неординарно мыслил. Не только для противников, но и для нас. Мы же, как и все нормальные люди, воспринимали футбол, как нас учили». А Стрельцов-то что, ненормальный? Да нет, объясняет Михаил Данилович: уникальный он. По стрельцовскому мнению, открываться нужно не в удобном свободном месте, а там, откуда можно забить гол. Где нет ещё ни своих, ни чужих, зато позиция убойная. Вот туда Эдуард Анатольевич мяч и отдаст. Как? Трудно сказать. А только ведь получалось же иногда.

И, выходит, если итожить впечатления от того фильма, прощание получилось с некоторым выходом на будущее. Страна признала Стрельцова жертвой. Это в действительности очень важно. К тому же он признан футболистом, без преувеличения, выдающимся. Про доброту его, отзывчивость также рассказано немало. А уж превосходная, как всегда, музыка Алексея Рыбникова вроде как должна окончательно привести к полному согласию с авторами ленты...

Но — не получается. Странно смотрится уже начальный посыл: «Русский футболист. С одной стороны, непревзойдённый, как Левша у Лескова, мастер, а с другой стороны, — Обломов, не реализовавший огромные возможности». Бесспорно, приятно, когда футболист вводится в ряд бессмертных героев родной литературы. Вопрос в ином — насколько уместно и безошибочно?