Аманда подняла стекло и откинулась на сиденье, простонав:

— Черт! Черт! Черт!

— Что из этого было самым ужасным? — спросила Джеки, поднимая бутылку.

— Ральф! Фотографировал! Эмбер! — Аманда вырвала бутылку с водкой из рук Джеки и отпила из горлышка. — Ты понимаешь, что это означает? Она знала, что скоро умрет, и что, как ты думаешь, она делает? Она звонит Девине! Девине!!! Этой чертовке, моей основной сопернице и заклятому врагу, и предлагает ей самую желанную фотосессию года, если не десятилетия. Эмбер думает: «Я могла бы позвонить Аманде, моей дорогой старой подруге, с которой я столько проработала, благодаря которой вообще-то и началась моя карьера модели. Или… Я знаю, что я сделаю! Я помогу женщине, из-за которой Аманде с тысяча девятьсот девяносто шестого года пришлось принимать антидепрессанты, и она так никогда и не бросила, женщине, которая пять лет назад перехватила работу у несчастной Аманды. Это же великолепная идея! Я выберу Девину и, таким образом, добавлю пару-тройку нулей к доходам американского журнала «Ла мод», считая доходы от переизданий!»

Аманда, икая, потянулась за бумажными салфетками.

— Ну… — Лидия широко раскрыла глаза, и уголки ее рта стали медленно опускаться вниз. На лице появилось то невинное выражение, которое обычно предшествовало одному из самых едких из ее высказываний. — Почему это тебя так удивляет? Я хочу сказать, что мы считались с Эмбер лучшими друзьями, а на самом деле и не подозревали, что происходило в ее жизни, совсем не подозревали. — Аманда и Джеки молчали, так что Лидии ничего не оставалось, как продолжить: — Сначала она никому не говорит, что умирает. Затем мы узнаем, что Николас был с ней в ночь ее смерти. — Лидия прищурившись посмотрела на Джеки. — А жену его в это время обходят стороной, — и она взглянула на Аманду, — ради ее заклятого врага, ни слова при этом не говоря. — Лидия полюбовалась своим маникюром. — Ведь хорошие друзья себя так не ведут, не так ли?

У Аманды появилось то странное чувство, когда одновременно говоришь и слышишь себя со стороны.

— Да я знала… Естественно, я знала, где мой муж. Он поехал в Хедланд, чтобы помочь Дэйву решить какие-то юридические проблемы. Гонорар за музыку или что-то в этом роде… — Она почувствовала, что у нее задрожал подбородок. — И, если хорошо подумать, сделку с Девиной тоже можно понять.

У Лидии на лице появилось выражение, казалось, говорившее: «Она бредит?»

— Все просто. Ты хочешь сделать фотографии для семьи на память о себе. Ты хочешь, чтобы фотографом был Ральф, у которого контракт с американским издательством «Ла мод». Понятно, что без Девины Ральфа не получишь.

— А почему она тебе ничего не сказала? — С лица Лидии исчезло невинное выражение.

Постучали в окно лимузина. Это был Николас.

— Дорогая, поторопись, уже почти все в церкви. Господи, сколько вас тут! Джеки, ты что, сюда переехала? Похоже на твою квартирку.

Он распахнул дверь, и они вышли, одна за другой, морщась от яркого ноябрьского солнца и отряхивая крошки с пальто.

Николас взял Аманду под локоть и отвел в сторону:

— Зайка, ты ни за что не догадаешься! На Девине такой костюм, как у тебя. Представляешь? Но на ней он выглядит совершенно по-другому. Я даже не понял сначала, пока она не стала рассказывать, что это подарок от Миуччи Прады. Я тогда рассказал о том, что тебе пришлось пережить, чтобы получить такой же костюм, — обо всех этих звонках и цветах и о том, что в конце концов тебе пошили на заказ костюм твоего размера. Она была поражена, по-моему. В любом случае тебе повезло, что ты его не надела. — Он слегка щелкнул ее по кончику носа. — Знаю я вас, женщин.

Высоко подняв голову, Аманда шла рядом. Если не считать побелевших пальцев, сжимавших сумочку, — успешный редактор журнала и образцовая жена в одном лице.

Николас провел Аманду на ее место и затем, давая время собраться с духом, прошел к передним рядам, чтобы помочь всем рассесться. Между тем ей вспомнился тот августовский четверг.

Она была в своей спальне и собирала вещи для поездки в Нью-Йорк, раздумывая, какие из четырех имевшихся у нее черных брюк взять с собой. Рива пыхтела и ворчала за ее спиной:

— Какой разница? Я не вижу никакой разница.