– Пока да.
– Что значит, пока?
– С полчаса назад мне позвонили товарищи из Комитета и предупредили, что забирают тело себе.
– Контрразведка?
– Не представились, но были чрезвычайно убедительными.
– Кстати, этого удивительного автомобиля уже нет, – вставила Леночка. – Я как раз сюда ехала, когда мне из спецгаража сообщили: приехали трое, показали удостоверения, постановление на изъятие, закатили машину в закрытую фуру и отбыли. Ребята из гаража сказали, что какое-то 22-е управление.
Товарищ Кардинал не терял времени зря.
– Да, тогда лучше поторопиться, – согласился я.
Мы спустились по каменным ступеням узкой лестницы навстречу запахам формалина, легкому аромату тлеющей плоти и мертвому холоду, который после жаркой улицы манил, как прохладная подушка после бессонной ночи. За белой деревянной двустворчатой дверью был небольшой квадратный кабинет с серыми стенами и низким потолком, служащий одновременно и раздевалкой. Напротив обшарпанных железных шкафчиков располагался широкий металлический стол, на котором были расставлены широкие пластиковые кюветы со сложенными по отдельности клетчатой рубашкой, джинсами, нелепыми остроносыми короткими сапогами, широким ремнем и какой-то мелочью. Результаты беглого осмотра одежды и личных вещей «американца» были ожидаемые.
– Ни бирок производителя, ни меток прачечной, ни каких-либо индивидуальных знаков не обнаружено, – сообщил Генрих Осипович. – На момент доставки тела в морг при покойном был кошелек с суммой в размере 11 рублей 28 копеек и чистый носовой платок. Ни паспорта, ни водительских прав, ни хотя бы справки какой-нибудь или фотографии любимой в нагрудном кармане.
Я подошел ближе. Гладкие кожаные подошвы ковбойских сапог были едва тронуты легкой потертостью. На ремне красовалась массивная круглая пряжка из витого металла с подобием крупного белесого камня посередине, а по всей длине толстого коричневого полотна тускло блестели крупные железные бляхи.
– Маскарад какой-то, – заметил я. – Парень насмотрелся ковбойских фильмов.
– Да, элемент дурновкусия налицо, – согласился Генрих Осипович. – Чувство стиля у вашего злоумышленника было небесспорным.
– Ой, да что вы прицепились-то оба, – вдруг вступилась Леночка. – Нравилось мужику так одеваться, ну и что тут такого? Адамов, ты же на тело посмотреть хотел, так? Вот и пойдем, пока товарищи из госбезопасности не приехали. Да и я еще раз взгляну напоследок.
Мы прошли через небольшую железную дверь с круглым зарешеченным окошечком и оказались в длинной анфиладе просторных холодных залов, залитых мертвенным светом, с рядами маленьких дверец холодильных шкафов вдоль стен и прозекторскими столами посередине. На одном из них под безжалостно яркой хирургической лампой был распростерт обнаженный труп «американца».
Леночка печально вздохнула.
Его не портили ни длинный Y-образный шрам от груди до брюшины, кое-как прихваченный грубой хирургической нитью, ни распиленный череп с отсутствующей макушкой. Это был эталонный атлет, достойный резца Поликлета: широкая мощная грудь, округлые бицепсы, предплечья как морские канаты, рельефные мышцы брюшного пресса и длинные мускулистые ноги. Он походил на античную статую во плоти, но серьезно превосходил любую из них размером мужского достоинства: этот парень мог кому угодно испортить настроение в общественной бане.
– Я бы даже не сомневалась, – задумчиво изрекла Леночка. – Вот ни секундочки бы.
Генрих Осипович крякнул и укоризненно взглянул на нее поверх очков.
– В общем, начнем по порядку. На теле присутствуют повреждения, характерные для падения с высоты, – он не без труда повернул мертвеца на бок и показал: – Вот, видите? Гематомы, кровоподтеки на спине и на затылке, два ребра сломаны, смещение позвонков грудного отдела, трещина в лопаточной кости и в черепе. Я бы сказал, что для человека, упавшего на битый кирпич с высоты шести этажей, он очень легко отделался. Возможно, потому, что в момент удара тело было абсолютно расслаблено.