– Ты что?!
– Зажмурься.
– Что?!
Ни слова больше не говоря, Стас в четыре размашистых шага нагнал ползущего спиной вперед Лешего и ото всей широкой души зарядил носком ботинка ему в зубы.
Пульсирующий гул разрывал череп изнутри. Леший открыл глаза, и мгла, крапленная мигающими световыми точками, сменилась мутной сине-зеленой картинкой неба в обрамлении сосновых лап. Во рту явственно чувствовался вкус крови. Язык рефлекторно заворочался, но тут же остановился, наткнувшись на острые осколки зубов. Леший поморщился и сделал попытку сесть, опираясь на руки. Брюшные мышцы напряглись, туловище, толкаемое вперед их силой, начало приподниматься и… завалилось обратно, не найдя под собой опоры.
Леший непонимающе вытаращил глаза и поднял правую руку, точнее, правое плечо, потому как предплечье и кисть поднять не удалось. Они висели безжизненной плетью, никак не реагируя на приказы ошарашенного мозга. Рукав в районе локтя был распорот и сочился кровью. Нервный полубезумный смешок вырвался из разбитого рта вместе с зубным крошевом.
Леший собрал стремительно покидающие его силы в кулак и, до боли напрягая пресс, перевел нагруженное магазинами туловище в вертикальное положение. Кровь ударила ему в голову, и все вокруг на секунду заволокло черной пеленой. Как только пелена рассеялась, а картинка окружающего враждебного мира снова обрела некоторую ясность, боковое зрение уловило движение метрах в пятидесяти правее. Леший крепко зажмурился, потряс головой, проморгался и снова взглянул на нечто темное, перемещающееся среди кустов. Нечеткий силуэт, обрамленный лохмотьями, все резче вырисовывался сквозь хитросплетение голых серых веток боярышника, пока наконец не разделился, образовав две шатающиеся человекоподобные фигуры.
– Нет… – выдохнул Леший и завертелся на земле, дико корчась в тщетных попытках встать на единственную здоровую ногу.
Одна из фигур остановилась, повела головой, будто принюхиваясь. Тело, облаченное в лохмотья, резко дернулось, опустилось вниз, сгруппировавшись, и рвануло вперед.
Стас выбрался из очередного оврага, когда его нагнал душераздирающий предсмертный вопль, рожденный в муках животным ужасом.
– А обещал, что не услышу больше. – Он грустно усмехнулся и, не оборачиваясь, пошел дальше.
Глава 17
Спустя примерно час активного форсирования естественных преград и еще столько же ускоренной ходьбы по все менее пересеченной местности проклятая, изрытая червоточинами оврагов территория Вербовского осталась далеко за спиной, а впереди, сквозь частокол перемежающихся лиственным молодняком сосен, замаячили уже знакомые очертания мертвой бетонной туши стрелочного завода. Стас глянул на часы и похвалил сам себя за проявленную расторопность.
Время сейчас было ой как дорого. С момента последнего сеанса связи уничтоженной поисковой группы и ждущего ее где-то неподалеку от Лазарево транспорта минуло уже больше двух с половиной часов. Если эсэсовцы еще не попытались возобновить радиосвязь, то совсем скоро они это сделают и, услышав на другом конце тревожное молчание, забеспокоятся, наверняка запросят подкрепление, которое через часок прибудет, и выдвинутся к предполагаемому месту выхода группы. Следов ее там они, разумеется, не обнаружат, забеспокоятся еще сильнее, продолжат двигаться к Вербовскому и через пару часов будут на месте. Еще минут тридцать уйдет на прочесывание местности и отстрел плотоядных аборигенов, пока наконец гвардейцы не уткнутся в шесть бездыханных тел и пустой контейнер. Вот тогда настоящая канитель и закрутится. До ее старта по самым оптимистичным прогнозам оставалось порядка трех с половиной часов. За это время Стасу нужно было пробраться к западным воротам, чтобы прихватить шмотки и…
«И?.. – спросил он себя. – Дальше что, мудила?» Из хорошо организованного ряда мыслей, занятых построением плана спасения родной и горячо любимой шкуры, как-то совершенно выпала, самым паскудным образом затерявшись, одна маленькая мыслишка, которая теперь выползла наружу и остервенело драла мозг когтистыми лапами. «Катя, Катя, Катерина… Что же делать нам с тобою? Зар-р-раза! Да, подставил я тебя знатно, что и говорить. Ведь рано или поздно, скорее рано, на меня выйдут, значит, выйдут и на тебя. Мы же где только не светились. А как выйдут, так и… С собой уводить? Куда? К чему? А магазин, дом? Нет, не пойдет. Или пойдет? Здесь ее оставлять никак нельзя. Ну что за блядство?! Из одного говна в другое! Ладно бы один, так нет, еще и ее с собой утянул».
Придаваясь тягостным размышлениям, Стас выбрался на дорогу и пошел вдоль остатков заводской ограды, готовый в любой момент нырнуть сквозь ее многочисленные прорехи и затеряться в цеховых лабиринтах. Но пока вокруг все было спокойно. Даже склочные и обычно шумные вороны вели себя тихо, вышагивали по верху забора, деловито переваливаясь с ноги на ногу, да любопытно вертели головами, прикрывая глаза-бусинки полупрозрачными веками.
Пасторальная картина безмятежности нарушилась резко и неожиданно. Со стороны насыпи, сильно левее тоннеля, раздались автоматные выстрелы. Сначала одиночные, быстрые и, казалось, беспорядочные, словно кто-то палил по нескольким целям, пытаясь сдержать их или отогнать. Потом протрещали две длинных очереди. Наверху железнодорожной насыпи появился человек. Он бежал, сжимая левой рукой цевье АКСУ, а правой лихорадочно обшаривая карманы бушлата.
Стас остановился, глядя, как тот, едва не падая, скатывается вниз по щебенке, и машинально отметил про себя участок насыпи с поваленным столбом в качестве ориентира. Если Леший и не соврал насчет мин, то в этом месте их явно уже обезвредили.
Человек меж тем тоже заметил Стаса и, спотыкаясь, бросился через пустырь в его сторону, что-то истерично крича и размахивая руками. Когда расстояние сократилось достаточно для того, чтобы среди визгов и хрипов можно было разобрать «Собаки!!!», за спиной у бегуна возникли четыре приземистых силуэта, которые быстро перемахнули насыпь и растаяли в пыльном сухостое. За ними выросло и исчезло тем же путем еще пять или шесть, и еще…
– Мать твою! – Стас рванул вправо и, вскарабкавшись по завалившейся вовнутрь плите забора, спрыгнул по другую его сторону.