– Например, что?
– Все, что угодно.
– Расскажите мне, какое это имеет значение?
– Человек, на которого мы работаем, хочет знать.
– Тогда пусть сам у меня и спросит.
– Лучше поговорите с нами.
Я улыбнулся и пошел прочь по коридору между ними. Но один из парней справа сдвинулся в сторону и попробовал оттеснить меня назад. Я врезался ему плечом в грудь и убрал его с дороги. Он снова попытался меня задержать, тогда я остановился, сделал ложный выпад влево, потом вправо, шагнул ему за спину, с силой его толкнул, и он оказался передо мной. Я заметил, что у него пиджак с одним разрезом посередине, как принято у французов. Англичане любят двойные разрезы по бокам, а итальянцы вообще предпочитают их не делать. Я наклонился, схватил в каждую руку по фалде, дернул и разорвал шов вдоль всей спины. Затем снова пихнул его, и он отлетел вперед и вправо. Пиджак держался на одном воротнике, не застегнутый спереди и разодранный сзади, похожий на больничный халат.
Я пробежал три шага, остановился и повернулся к ним. Гораздо эффектнее, хотя и намного глупее, было бы просто уйти медленным шагом. Беззаботность – это, конечно, хорошо, но все-таки лучше быть ко всему готовым. Вся дружная четверка оказалась в положении, когда они не могли решить, что им делать. Я не сомневался, что они очень хотели до меня добраться, но дело происходило на Тридцать пятой улице на рассвете. В это время здесь ездят только полицейские машины. Так что в конце концов они наградили меня злобными взглядами и отступили. Потом перешли улицу, выстроившись в линию друг за другом, и свернули на углу на юг.
«Мы с вами закончили».
Но это было не так. Я повернулся, собираясь идти дальше своей дорогой, когда из здания участка выскочил мужчина и бросился вслед за мной. Взглянув на мятую футболку, красные спортивные штаны и торчащие в разные стороны седые волосы, я его вспомнил – это был родственник, точнее, брат застрелившейся женщины. Коп из маленького городка в Нью-Джерси. Он поравнялся со мной, вцепился в мой локоть железной хваткой и сказал, что видел меня в участке и догадался, что я свидетель. А потом сообщил, что его сестра не совершала самоубийства.
Глава 11
Я отвел его в кафетерий на Восьмой авеню. Много лет назад меня отправили на однодневный семинар, который проводили для представителей военной полиции в Форт-Ракере, где нас обучали деликатному поведению с теми, кто недавно потерял родных. Иногда военным полицейским приходится сообщать плохие новости. Мы называли их вестниками смерти. Мои умения в данной области оставляли желать много лучшего. Я входил в дом и просто говорил, что произошло, поскольку считал, что такова природа этого известия. Но, видимо, я все понимал неправильно, потому что меня послали в Ракер. Я многому там научился, и среди прочего – относиться к чувствам серьезно. Кроме того, я узнал, что кафетерии и кафе являются самыми лучшими местами для этих целей. Присутствие других людей сокращает вероятность истерики, а процесс заказа, ожидания и необходимости пить или есть что-то разбивает поток информации таким образом, что его становится легче осознать.
Мы сели в кабинку около зеркала. Это тоже помогает. Вы можете смотреть друг на друга в зеркало. Получается, что вы сидите лицом к лицу, но не совсем в реальности. Половина мест в кафетерии была занята копами из ближайшего участка и водителями такси, которые возвращались в свои парки в Вестсайде. Я проголодался, но не собирался ничего заказывать, если мой спутник откажется. Это выглядело бы неуважительно по отношению к нему. Он сказал, что не хочет есть. Я сидел молча и ждал. Психологи из Ракера учили нас, что людям, потерявшим близких, нужно дать возможность заговорить первыми.
Он сказал, что его зовут Джейкоб Марк, но во времена его деда они были Маркакисами, однако тогда греческое имя ничего не значило, если его обладатель не работал в ресторанном бизнесе. Дед занимался строительством и поэтому изменил фамилию. Джейкоб Марк предложил мне называть его Джейк; я сказал, что он может звать меня Ричер. Джейк сообщил мне, что он полицейский, не женат и живет один, а я – что был копом, только военным, и тоже не женат. В Ракере нас учили, что в подобной ситуации необходимо обязательно найти что-то общее, объединяющее того, кто узнал о смерти близкого человека, и вестника смерти.
Вблизи и если не обращать внимания на не слишком аккуратный внешний вид, Джейк был вполне нормальным парнем, с обычной для копа многолетней усталостью на лице, под которой прятался сельский житель. Под руководством другого школьного психолога он мог бы стать учителем естественных наук, дантистом или продавцом запчастей для машин. В сорок с небольшим он уже поседел, но лицо оставалось молодым и без морщин. Темные глаза казались слишком широко раскрытыми, но это временно. Несколько часов назад, когда Джейк ложился спать, он, вероятно, был красивым мужчиной. Мне он сразу понравился, и я ему посочувствовал.
Он набрал побольше воздуха и рассказал, что его сестру звали Сьюзан Марк. Одно время она была Сьюзан Молина, но давно развелась и взяла назад девичью фамилию. Сейчас она живет одна. Джейк говорил о ней в настоящем времени, и я понял, что ему предстоит пройти длинный путь до того момента, когда он примет случившееся.
– Она не могла себя убить, такое просто невозможно, – сказал он.
– Джейк, я там находился, – возразил я.
Официантка принесла нам кофе, и мы несколько секунд молча его пили. Убивали время, давая возможность реальности поглубже пустить корни в его сознании. Психологи из Ракера уверенно твердили, что у людей, неожиданно потерявших родных, коэффициент умственного развития как у лабрадора. Грубо, потому что они военные, но точно, потому что они психологи.
– Так расскажи мне, что произошло, – попросил Джейк.