Ему казалось, что он говорит очень громко, но фразу пришлось повторить два раза. Наконец один из спецназовцев нырнул под стол, а другой подошел к Барову. Сзади раздался выстрел, один и другой – это добивали раненых.
Все спецназовцы бросились из комнаты, и внутри остался только один, тот, который подобрал коробочку.
– Баров? – сказал человек в черной маске вместо лица.
– Да. Помогите мне.
– Ты предатель Родины, – сказал спецназовец, – ты убит при штурме.
Зрачок автомата глядел Барову в лицо. «Как глупо, – подумал Данила, – пережить Халида и умереть по приказу Плотникова».
Потом раздался выстрел. Спецназовец вздрогнул, выронил оружие и осел на пол, как одежда, из-под которой вынули вешалку. За его спиной Данила увидел Халида. Чеченец пытался подняться, левой рукой цепляясь за ножку стола. В правой был автомат; выражение его лица можно было б принять за улыбку, если бы одна из изрешетивших его пуль не прошла через челюсть, вынося с собой зубы и небо. Халид выстрелил снова, офицер дернулся и затих.
Дверь в кабинет распахнулась, и на Халида обрушился град пуль. Двое в черном стреляли от бедра, высаживая магазин в неподвижное тело с полутора метров, и Даниле казалось, что он слышит мягкое чмоканье вонзающихся в мясо пуль. Спецназовцы опустошили магазины, и в комнату вбежали еще трое.
Теперь Халид был мертв, и тело его походило на решето. Баров и не думал, что в человеке бывает столько крови. Данила так никогда и не понял, кого хотел забрать с собой на тот свет умирающий чеченец: русского коммерсанта или русского офицера.
Спецназовцы били тело Халида ногами. Потом один из них расстегнул ширинку и начал мочиться прямо на лицо мертвого чеченца. В комнату влетел еще один человек и заорал голосом Яковенко:
– У кого тут перекур?
Данила лежал, полузакрыв глаза, и думал, что теперь его уже не убьют.
Он думал так примерно десять секунд.
Потом пол, на котором он лежал, вздрогнул, словно «Титаник», столкнувшийся с айсбергом. Вырванная взрывом дверь закувыркалась по комнате. За ней, как с осыпи, осела вниз стена, и Баров внезапно оказался лежащим на краю обрыва, из которого поднимался черно-красный дым. Рвануло снова, и потолок начал медленно осыпаться, роняя железные балки вперемешку с пластами цемента. Одна из таких балок рухнула рядом с Данилой, и последнее, что он видел, – безумные глаза Яковенко, выдергивающего его, как репку, из-под летящих вниз кусков кровельного железа.
Даниле Барову, президенту группы компаний «Логос», владельцу крупного банка, полудюжины российских химических заводов и угольного холдинга, снился страшный сон. Ему снилось, что на завод, захваченный им, пришли террористы и что Халид Хасаев – Халид, за смерть которого Данила заплатил почти столько же, сколько за свой новый особняк на Рублевке, – снова жив и снова нажимает курок, посылая в него пулю за пулей, а на руках у Халида сидит и отчаянно кричит девочка в белом кукольном платьице.
Данила открыл глаза и обнаружил, что лежит прямо на снегу, под небом, подведенным помадой пожара, и что снег под ним весь пропитан красным. Кто-то отодвинул хлопотавшую над ним медсестру, и Баров увидел в небе над собой человека с «Калашниковым». На запекшейся маске из камуфляжного крема, копоти и крови сияли сумасшедшие васильковые глаза: глаза человека, восемь лет назад спасшего его в Чечне.
– Привет, Данила, – сказал майор Яковенко, – я рад, что ты жив.
– Привет, майор, – отозвался Баров. – Я же тебе сказал, что ты еще вернешься на завод.
Майор оглянулся туда, где кончалась стрельба.
– Неплохая работа, – сказал Яковенко, – для коммерсанта, который так и не научился стрелять.