– Дай посмотреть, – из толпы вышел Никанор Капитонов.
Староста показал ему листок.
– Ему нужны кровельщики… Я согласен, – сказал сапер.
– Э, я тоже у себя в колхозе крышу крыл, – проговорил один из красноармейцев.
– Я тоже. И я еще со вчерашнего дня очередь забивал, – сказал другой, лысый широкоплечий мужик с бычьей шеей.
– Подожди, Кондратий… Всем на шаг назад! – рявкнул староста.
Красноармейцы нехотя отступили.
– К барону на работу пойдет, – Пудовкин сделал небольшую паузу. – Капитонов – раз…
– И Вернидуб – два, – добавил Никанор.
– Какой такой Вернидуб? – резко спросил староста.
– Мой товарищ. Мне с ним сподручней будет работать. На крыше все-таки.
– На крыше… – на секунду задумался староста. – Хорошо, вторым будет Вернидуб.
– Староста, ты это чего, – возмутился красноармеец, который еще со вчерашнего дня занимал очередь.
– Все, вопрос исчерпан. Вернидуб, иди сюда.
– Ничего не исчерпан, – заревел Кондратий, он рванулся к Капитонову, схватил того двумя руками за ворот.
И тут же осел на колени, разжав кулаки.
Из-за красноармейцев выпрыгнул Бронислав и ребром ладони ударил Кондратия по шее. Удар был коротким и точным. Никанор придержал потерявшего сознание Кондратия, чтобы тот не грохнулся на пол и не привлек ненужное внимание охранника. Затем усадил его возле нар.
К Брониславу, сжав кулаки, выступил Митроха – дружок Кондратия, рябой малый, резкий, всегда с кривой ухмылкой на лице. Он любил следить, кто чего делает в лагере, кто чего к себе в карман положил, кто с кем и о чем шепчется.
– Сзади, сука, ударил, мазута вонючая.
– Могу и спереди.