– Что ты? – Пантелей грозно из-под своих мохнатых бровей глянул на Никанора.

– Ничего.

И тут в дверь вошли вооруженные солдаты. В бараке включили свет на полную мощность.

– Всем приготовиться к поверке! – гаркнул староста.

Военнопленные начали с шумом строиться.

После поверки дежурные принесли баки с эрзац-кофе и мешки с серым хлебом.

Альберт Валерьянович сразу же после завтрака отправился инспектировать кухню, и еще ему предстояло проконтролировать прием одежды у второй смены охраны. С собой он взял Кривошапкина. Тот не хотел идти, тогда пришлось вмешаться Брониславу.

– Ты совсем ошалел? У нас такой шанс раздобыть форму, а ты филонишь, – сквозь зубы прошептал ему прямо в ухо краснофлотец.

– А ты сам не можешь? – грубо ответил Данила.

– Он действительно не может, – вмешался Шпильковский.

– А сапер?

– Слушай, малец, – краснофлотец взял Кривошапкина за грудки, – если ты хочешь с нами, то будь добр выполнять то, что тебе говорят.

Данила почувствовал «железные» ручищи красного капитана, увидел его дикий взгляд и почувствовал, что этот разъяренный человек способен на все.

– Ладно, пойду, – недовольно буркнул Кривошапкин.

Сгорбившись, он побрел вслед за Альбертом Валерьяновичем, а Бронислав громко сказал Никанору:

– Эй, сапер, перекинемся разок в «морские кости»?

Он достал из кармана вылепленные из хлебного мякиша пять кубиков и подкинул одной рукой.

– Давай. Все равно делать нечего.

Сапер, как обычно, проиграл моряку, и Никанор от досады покраснел, запыхтел.

– Итак, с тебя восемь папирос, – подвел итог Бронислав.