— Ты ведь Анечка Ли? По-английски говоришь? — спрашивает он, убедившись, что его заметили.
В слове «Анечка» он делает ударение на втором слоге, и она не может удержаться от смеха. Почему-то этот незнакомец не кажется ей опасным, скорее забавным.
— Говорю по-английски, да, — подтверждает она.
— Что я сказал смешного?
— В Москве меня все зовут Анечкой, — говорит она, растягивая «а» на московский манер. — Но ты не оттуда, правильно?
— Я из Нью-Йорка. Том, Том Молинари. Я сейчас объясню, что к чему. Мы можем зайти в дом?
— Нет, я как раз ушла оттуда. Насовсем.
Пока они разговаривали, таксист уже отъехал, и Молинари тщетно машет ему вслед.
— Ну, не беда. Слезай с этого чемодана. Раз к тебе нельзя, поедем ко мне в гостиницу.
Чемодан американец не катит, а тащит, кажется, не чувствуя его веса. Шагает он широко, и Анечка едва за ним поспевает. Но мучения ее длятся недолго: как только они сворачивают на Коулбрук-роу, новый Анечкин знакомый открывает для нее дверь припаркованного здесь неприметного синего «Воксхолла». Водительскую.
— Хочешь, чтобы я повела машину? — удивляется Анечка.
— Черт. Я вечно путаю, с какой стороны здесь руль.
Молинари остановился в каком-то «Фисле» возле Мраморной арки. «Не „Дорчестер“, конечно, но я тут, на этом острове, всегда у них останавливаюсь, во всех городах, — объясняет американец. — Мне название нравится».
Анечка никогда не слышала про такие гостиницы и, хотя ей хорошо даются языки, не уверена, что правильно понимает название. Потому что не может же отель называться «Чертополох» — это как-то неуютно.
— «Фисл» — это такое колючее растение, правильно? — спрашивает она.
— Да. Очень живучее, растет даже на помойке, — радостно поясняет Молинари.
Колючие растения, помойки — придется теперь привыкать, думает Анечка, но настроение у нее от этой мысли совершенно не портится.
— Хочу сразу тебя предупредить, что в номер к тебе не пойду, — говорит она на всякий случай. — И кстати, кто ты такой? Прости, конечно, за невежливый вопрос.
— Частный сыщик.
— Как в кино… И ты меня, значит, разыскал.