Я сопротивлялась желанию сократить пространство между нами и обнять Чейза. Он бы воспринял мою теплоту за жалость, а я его не жалела. В шестнадцать лет я пережила потерю матери от рака груди, после ее продолжительной борьбы с болезнью. Потому я понимала его состояние. Мне хорошо известно, что прощаться с родителями всегда слишком рано. И что наблюдать, как тот, кого ты любишь, проигрывает битву своему организму, причиняло столько же боли, сколько вспарывание собственного живота.

– Мне так жаль, Чейз. – Неуклюжие и невесомые слова, наконец, сорвались с моих губ. Я вспомнила, как сильно папа ненавидел, когда ему говорили подобное. «Какой толк от их сожалений? Айрис от этого не станет лучше». Затем подумала о маминых письмах. Обычно я начинала утро с одного из них и чашки крепкого кофе, но сегодня я прочитала два. Нутром чувствовала, что мне предстоит сложный день. И не ошиблась.

«Я надеюсь, что ты по-прежнему сострадательна и добросердечна».

Интересно, что бы она подумала о моем прозвище? Мученица Мэдди. Та, кто всегда готова спасти положение.

Взгляд Чейза переместился с Дейзи на меня. Он был пугающе пуст.

– Спасибо.

– Если я могу что-то сделать…

– Можешь. – Он быстро выпрямился, стряхивая с себя собачью шерсть.

Я вопросительно склонила голову набок.

– В первые дни после того, как отец сообщил нам эту новость, в моей семье царил полнейший хаос. Кэти не вышла на работу. Мама не вставала с постели, а отец бегал туда-сюда, пытаясь всех утешить, вместо того чтобы позаботиться о себе. Это было, за неимением лучших слов, чертовски дерьмовое шоу. И оно продолжается.

Мне известно, что Лори Блэк и раньше сталкивалась с депрессией, но узнала я это не от Чейза, а благодаря подробному интервью, которое она дала журналу Vogue несколько лет назад. Она откровенно поведала о своих самых мрачных периодах, продвигая некоммерческую организацию, в которой работала волонтером. Кэти, сестра Чейза, занимала должность директора по маркетингу в Black & Co и была шопоголиком. Что на деле менее мило и причудливо, чем звучит. Кэти страдала от сильных приступов панических атак. Ее эпизоды включали в себя интенсивные, неконтролируемые походы по магазинам, чтобы избавиться от всего, что ее нервировало. Спонтанные траты позволяли ей немного легче дышать, но потом она всегда испытывала ненависть к себе. Это сродни эмоциональному перееданию, только с дизайнерской одеждой. Собственно, так ей и поставили диагноз. Шесть лет назад Кэти впала в расточительное безумие после того, как ее бросил парень. Она потратила двести пятьдесят тысяч долларов чуть менее чем за сорок восемь часов, полностью опустошила три кредитные карты, и Чейз нашел ее буквально погребенной под горой коробок из-под обуви и одежды в ее гардеробной, плачущей в обнимку с бутылкой шампанского.

Чейз, должно быть, прочитал мои мысли, поскольку ринулся в наступление, напряженно удерживая мой взгляд.

– Учитывая послужной список моей матери, не будет излишним предположить, что она на прямом пути в страну депрессий. Когда я пошел проверить Кэти, ее дверь оказалась заблокирована пакетами с «Амазона». Мне требовался жертвенный агнец.

– Чейз. – Мой голос сорвался. Внутри зародилось чувство, что я бедное животное, которого вот-вот бросят в коптильню. Лицо Блэка ничего не выражало, тон оставался сдержанным.

– Мне пришлось импровизировать на ходу. И я тоже сделал объявление.

Он схватил банку между нами и отхлебнул, не сводя с меня глаз. Царила тишина. Мое сердце крутилось, как хомяк в колесе. Кончики пальцев покалывало. Паника сдавила горло.

– Я сказал им, что мы помолвлены.

Я ничего не ответила.

По крайней мере, не сразу.

Схватив банку диетической колы, я швырнула ее в стену, наблюдая, как расплескивается авангардная картина из коричневого шипучего напитка. Кому могло прийти в голову так поступить? Сказать семье, что помолвлен со своей бывшей девушкой, которой сам же изменил? А теперь он здесь и, будучи полнейшим придурком, который даже не соизволил извиниться, небрежно сообщает мне эти новости.