Марья Алексевна побледнела и перекрестилась. Мне, честно говоря, стало не по себе — слухи об этой болезни ходили самые жуткие. Медицина не мой конёк — деланные маги не умеют лечить, да и не интересовался я этой областью.
— Благодарю, Василий Петрович. Ваше предупреждение бесценно, я немедленно объявлю карантин.
— Простите, Константин Платонович, но я здесь не для этого. Вы должны поехать со мной.
— Эм… Куда? Зачем?
— Никуда он не поедет! — Марья Алексевна вскочила. — Никуда!
— Я попросил бы…
— Ты, Василий Петрович, говори, да не заговаривайся. Знаю я твои штучки!
— Марья А…
— Нет, я сказала! Костьми лягу, а Костю никуда не пущу. Ишь выдумал! По глазам вижу — хочешь Костиными руками самый жар разгребать. Не выйдет!
— А…
— И не перебивай меня, когда я с тобой разговариваю! Я старше, между прочим, и по титулу, и по возрасту. Перебивает он! То, что ты в мундир Тайной Канцелярии вырядился, ещё не значит, что можешь командовать.
— Я попросил бы вас, Марья Алексевна…
— Крепостных своих просить будешь, понял?! Никуда Костя не поедет!
Честно скажу, не ожидал, что княгиня с таким жаром кинется на мою защиту. Эк она Сумарокова, чуть носом по земле не возит. Будто я её единственный сын, которого в армию на двадцать лет забрить хотят.
— Вы, Марья Алексевна, — Сумароков поджал губы, встал и выпятил грудь, — меня оскорбляете. Будь вы мужчиной, я бы вас вызвал на дуэль.
— Я тебя сама вызову! И пристрелю за амбаром, чтобы ты там не думал, сморчок.
Сумароков побелел, открыл рот…
— Тихо!
Я со всей силы хлопнул ладонью по столу. Звук получился оглушительный, будто выстрел. Марья Алексевна и Сумароков изумлённо повернулись ко мне.
— Господа, — продолжил я тихим ласковым голосом, — присядьте, пожалуйста.