Выходя на перпендикуляр улицы Революции, колонны таяли врассыпную – знаменосцы спешили поскидывать флаги с транспарантами в кузова машин-хозяек и расходились последними. Но заряд воодушевления, пусть даже полученный в добровольно-принудительном порядке, всё равно оставался с ними. Даже алкаши в этот день пили за Первомай!

– Да здравствует… – едва донеслось с площади и растаяло.

Тёплый ветер в ясном небе играл унесёнными воздушными шариками, красным и зелёным.

Бруно отворил калитку и зашагал по дорожке, мощённой неровно отёсанным плитняком. Всё было так, как рассказывал Лукич. Обиталище спецгруппы занимало скромную усадьбу князя Святополк-Мирского – громадный, тяжело расплывшийся приземистый дом, столько раз белёный, что уже и не понять, из кирпича он сложен или из каменных глыбок. Буйно разросшиеся виноградные лозы наглухо заплели деревянную веранду, ни к селу ни к городу пристроенную на углу. За её окнами в мелкую расстекловку мелькали смутные фигуры, белея рубашками и блузками, а рядом, у парадной лестницы, смирно стояли две «Волги» вороной масти, бампер к бамперу. Легчайший ветерок играл с их длинными штыревыми антеннами.

Пока Хинкис добрался до веранды, она уже обезлюдела, лишь сизый дым сигарет вился потихоньку, утягиваясь сквозь щели. Зато обширный, немного сумрачный холл, открывшийся за порогом дома, встретил оперативника КПК гвалтом и суетой. Десяток человек разного возраста и пола толклись между столов, заваленных бумагами и картами, заставленных рациями и пишмашинками. Народ задевал стулья, потрясал картонными папками, доказывая правоту и срочность, звонил по телефонам, прикрывая ладонью трубку или зажимая свободное ухо, делился чаем из термоса, спорил или остервенело листал брошюрки ДСП[35]. И во всей этой шумной карусели было лишь одно место покоя, словно обведённое магическим кругом, – маленький письменный столик, за которым сидела молодая светловолосая девушка и, высунув кончик язычка от старания, оформляла документы.

Выставив плечо, Бруно протолкался к ней и вежливо улыбнулся в ответ невинному голубому взгляду.

– Меня зовут Хинкис, – отрекомендовался он. – Бруно Хинкис. Доктор медицинских наук, старший научный сотрудник НИИ мозга. Прикреплён к вашей группе приказом генерала Григоренко. Вот моё командировочное…

Девушка быстренько всё записала и, немного стесняясь возраста и отсутствия регалий, представилась младшим лейтенантом Верченко.

– Наташа! – прогудел огромный человечище, тащивший мимо развалистый картонный ящик с приборами. – Куда? На склад?

– Нет, нет! – всполошилась Верченко. – В лабораторию!

– Бруно! Я уж думал, не приедешь!

Хинкис живо оглянулся, натыкаясь на довольный взгляд старины Лукича.

– О, цвет нашей аналитики! – обрадовался он. – Куда ж вы без меня?

– Что да, то да! – хохотнул Глеб Лукич. Его ладонь оказалась сухой и твёрдой. – Здоро́во! Вот только цвет опал уже…

– Не прибедняйся! – Бруно мельком глянул в зеркало над рукомойником. Опять этот вихор торчит! Ну что ты будешь делать…

– Секундочку… – Хинкис смочил ладонь и пригладил непослушную прядь. Из зеркала на него смотрел невысокий щуплый брюнет, мало общего имевший со стереотипным образом эстонца. – Вот ведь… В салоне-парикмахерской полчаса высидел, лишнего рубля не пожалел, и на тебе!

– А ты его отрежь! – присоветовал Лукич.

– Вот точно… Раньше хоть Катька стригла…

– Ты так и не женился по второму разу? – дипломатично поинтересовался аналитик.

– По третьему, Глебка, по третьему! – невесело улыбнулся оперативник КПК. – Женщины долго со мной не выдерживают, я же все их загадки отгадываю…