– Всем привет! – весело сказал я.

– Приве-ет! – пропела Тимоша.

Я быстро пробрался к себе и плюхнулся рядом с Инной.

– При… – смущённо забормотала Хорошистка.

Договорить она не сумела – я закрыл ей рот поцелуем. Ресницы Дворской возмущённо взлетели, распахивая глаза, а Зиночка хихикнула.

– Ты что делаешь, – громко зашептала Инна, задыхаясь, – люди же кругом!

– Тимоша – наш человек! Правда, Зиночка?

– Ага! – подтвердила Тимофеева, прыская в ладонь. – Только помаду сотри.

– Да я чуть-чуть… – зарделась Дворская. – У Лариски заняла. Думала, не будет так мазаться…

Она достала тонкий батистовый платочек и бережно вытерла мой рот. Не удержавшись, я поцеловал Инну снова – девушка не слишком-то и уворачивалась.

– Нет, ну ты посмотри на него! – воскликнула она с деланой строгостью.

Зина рассмеялась, а я дурашливо вытянул губы трубочкой.

– Весь платочек вымазала… – заворчала моя соседка, но из глубины её синих глаз исходило счастливое сияние.

Классика!

Бодрый топот замер у дверей, и ворвался четвёртый. Это был Дюха, но я не сразу узнал наперсника детских игр – свою роскошную чёрную гриву он состриг почти налысо, смахивая то ли на призывника, то ли на малолетнего преступника.

– Сколько дали? – спросил я с деланым сочувствием.

Андрей жизнерадостно осклабился.

– А мне идёт, да?

– Соб-бака такой! – обречённо выразилась Тимоша. – Ты что с собой сделал?

– Так ты ж сама сказала! – комически изумился Жуков.