Когда мы подходим к трону, Феми опускается на одно колено и тянет меня вслед за собой.

– Монсеньор Вано, барон краденого, отец грабежа и разбоя…

– Слушаю, mon frère[6], – говорит Томасис.

Феми встает, и я сразу тоже оказываюсь на ногах.

Томасис бросает взгляд на напудренного господина, а тот кивает Феми.

– Посланник, – говорит господин слащавым голосом.

– Господин, – отвечает ему Феми, слегка поклонившись. Потом поворачивается обратно к Томасису.

– Я привел вам новое чадо, монсеньор.

Я сразу опускаю глаза и начинаю изучать затейливые узоры шелковых ковров, которыми устлан пол. Феми сказал мне, чтобы я была готова наблюдать за всем происходящим из-под опущенных ресниц, но я все-таки посматриваю вверх.

Томасис натянуто улыбается, отпивая вино из кубка, усеянного драгоценными камнями.

– Чадо? – спрашивает он, ставит кубок на изящный перламутровый столик рядом со своим креслом и начинает буравить меня взглядом.

Неужели совсем недавно мне казалось, что он смотрит лениво? Он же буквально пожирает меня глазами. Стоящий рядом с ним Господин тоже осматривает меня, склонив голову набок, как птица, будто оценивая мои возможности.

– Она Кошка, монсеньор, – говорит Феми.

Томасис внимательно смотрит на Феми, и я не могу не заметить явного сходства между ними: должно быть, они братья.

– Мне кажется, что только Мастер зверей может набирать нам новых чад. А по моим сведениям ты все еще Птица, Ястреб-Посланник Двора чудес. И мне странно, что человек, приносящий вести, вдруг взял на себя новые обязанности, ведь раньше ты никогда не интересовался Кошками в этой гильдии.

«Томасис невероятно подозрителен, – говорил мне Феми, когда мы с ним карабкались по крышам. – Чтобы стать бароном гильдии, необходимо быть подозрительным и нужно продолжать быть таким еще долгие годы, если хочешь оставаться на своем месте».

Томасис переводит взгляд на меня и заговаривает обманчиво ласковым голосом:

– Кто ты такая, малышка? Раз сам Посланник Двора чудес просит за тебя…

Я сглатываю, чувствую, что в горле вдруг пересохло. Вокруг гудит рой голосов, но мне все равно кажется, что мою спину сейчас прожгут сотни любопытных глаз.

– Меня зовут Эпонина Тенардье, – отвечаю я.