– Позволь мне задать твой же вопрос тебе. А ты? Кто ты?

Опять эта проклятая шарада, нашедшая меня даже в этом пустынном кратере на другом краю света! Кто ты?..

Конечно, вампирша не спрашивала меня о гражданском статусе, указанном в моих фальсифицированных дворянских бумагах. Вопрос был глубже: кто я как личность?

Я бросила взгляд на Стерлинга, развалившегося в кресле. Он тоже, казалось, с нетерпением ожидал моего ответа. Только ответа у меня не было! Голова внезапно закружилась, я вынуждена была ухватиться за спинку кресла.

– Я… я вам уже говорила, кто я, – заикаясь, промямлила я, шаря глазами по непроницаемой черной вуали. – Диана де Гастефриш, оруженосец Короля Тьмы, дочь барона Гонтрана де Гастрефриша.

– Уверяю, мадам, это так, – поспешил подтвердить мою ложь Зашари.

Легким взмахом руки дама остановила его порыв, снова обратившись ко мне:

– Избавь меня от титулов и имен! Они – всего лишь шелуха. Кто ты на самом деле?

– Не знаю!

То был крик отчаяния! Потому что в течение последних недель я терзала себя тем же вопросом. Потому что постоянные кошмары, возвращаясь, по капле вселяли в меня затаенный страх, сегодня достигший апогея.

Несколько секунд мадам М. сидела неподвижно, окаменев, словно одна из тех статуй плакальщиц, что украшают надгробия и осуждают живых.

– То есть ты не имеешь ни малейшего представления? Бедное дитя! – прошептала она, как мне показалось, с сочувствием в голосе. – Ты совсем не знаешь, кто ты есть, и еще меньше – что ты есть? Но я догадываюсь.

– О чем догадываетесь?

Атмосфера в гостиной неуловимо изменилась. Все замерли в мучительном ожидании. А может, мы провалились в бездну, где время внезапно остановилось? Стерлинг застыл в своем укрытии, Зашари затаил дыхание. Даже огонь в камине перестал потрескивать. Мы будто оказались внутри картины, и лишь тихое «тик-так» настенных часов напоминало о течении времени.

– Как сирены и упыри, я интуитивно чувствую, что ты – существо алхимическое, – торжественно объявила мадам М.

Кресло подо мной зашаталось или мне показалось? Впившись ногтями в подлокотники, держась за них как за последнюю соломинку, я возмутилась:

– Я – человек, а не алхимическое существо! Я рождена от смертных родителей! Я росла рядом с ними при свете дня! У меня нет ничего общего с сиренами и упырями… даже… даже если я понимаю язык последних.

Поняв, насколько мое признание противоречило отчаянному стремлению быть «нормальной», я бессильно закончила:

– Я… я не ночная мерзость.

– Ты не ночная мерзость, абсолютно нет! Ты – что-то более редкое: нечисть дневная – продукт самой передовой алхимии.