– Точно не уверен. А как он выглядит, этот Сигге?

– Черт, откуда мне знать?

– Ты его тоже не видел?

– А как я мог его видеть? Он же еще не пришел. Я тебя все время спрашивал: «Сигге здесь? Сигге уже пришел?» А ты говорил: «Нет». Все время. Врал, что ли?

– Нет, я…

– Нет. Ну и как я его тогда должен был встретить?

– Я просто исходил из того, что…

– А не надо. Не надо ни из чего исходить. Будет проще.

Он положил трубку. Хоть я по-прежнему был уверен, что он ошибается номером, в его голосе все-таки слышалось что-то знакомое. Я долго лежал без сна и перебирал всех людей из своего прошлого, которым мог принадлежать этот голос. Когда это не помогло, я переключился на тех, кого можно было увидеть и услышать по телевизору и по радио, но и это было впустую. Звонящий по-прежнему оставался незнакомцем, который по какой-то причине связался именно со мной.

Утром следующего дня, перед тем как отправиться по ресторанам района Эстермальм, я собрал некоторое количество грязного белья, брюк и рубашек, чтобы загрузить в стиральную машину, и с мешком за спиной пошел через двор.

Прачечная выглядела как обычно, за одним исключением. Хлипкая защелка душевой была усилена накладками, с которых свисал массивный навесной замок. Записка «Временно закрыто на ремонт» была на месте.

Как раз в тот момент было свободное время для стирки, и я им воспользовался. Прежде чем загрузить машину, я подошел к двери в душевую, приложил к ней ухо и закрыл глаза. Где-то вдалеке мне слышались переливчатые звуки: то перекатывались волны, то работала какая-то огромная машина, то будто бы доносилось дыхание гор. С закрытыми глазами я все больше погружался в темноту, и ритм моего дыхания стал подстраиваться под ритм этих переливчатых звуков. По мере вхождения в ритм восприятие моего собственного тела ослабло, но начало проявляться нечто другое.

Хотя тело утратило вес и восприятие реальности исчезло, я по-прежнему мог мыслить и выделить еле заметное предчувствие – оно улавливалось, как улавливается слабый аромат цветка из мрачной чащи леса.

Это было то же самое, что я почувствовал в день выборов, когда отдал свой голос. Единение. Чувство, что я являюсь частью чего-то большего, что я связан со всеми людьми на земле и что моя жизнь не одинока и не бессмысленна, потому что я – часть большой общности внутри той тьмы, что всех нас окружает.

Это было приятное чувство, и я хотел, чтобы оно меня не отпускало, но оно неумолимо сошло на нет, и дыхание постепенно возвращалось в то состояние, когда я дышал только для себя из-за потребности моего организма в кислороде. Когда я оторвал голову от двери, в ухе засвербило, потому что оно отлипло от безмолвной поверхности как присоска.

У меня закружилась голова, и я не удержался на ногах. Чуть было не упал навзничь, но успел шлепнуться на свой мешок с бельем. Немного посидел на грязном белье, прежде чем удалось взять себя в руки и загрузить белье в машину, засыпать стиральный порошок и закрыть дверцу. Когда барабан начал крутить белье с почти таким же переливчатым звуком, как тот, что раздавался в душевой, я вышел из прачечной и пошел домой, чтобы сполоснуться.

Я стоял голым в тазу напротив зеркала и мылся, выжимая воду из губки на тело, а в это время пытался понять, что же такое со мной произошло.

В том состоянии я совершенно не исключал самовнушения. Переливчатые звуки, например, могли издавать водопроводные трубы. Но почему же тогда соседи так себя вели?

Я вытерся махровым полотенцем с затхлым запахом и пришел к выводу, что происходящему может быть единственное правдоподобное объяснение: в душевой что-то было. Это оно просачивалось сквозь трещину, оно заставляло птиц падать на землю, оно вынуждало соседей оберегать душевую, потому что они хотели придержать его для себя.

Но что же? Что?