Пусть это будет нашей тайной…»
Тут я задумался. Черт возьми, если со мной что-то случится… автокатастрофа или еще что нибудь в этом роде… Рикки, получив это, будет винить во всем Майлза и Беллу. Ну и пусть. Вдруг я понял, что уже принял решение не ложиться в анабиоз. Лекция, которую прочел мне док, и несколько часов трезвых размышлений — вот и все, что мне было нужно. Я решил остаться и бороться, а сертификат станет моим главным оружием. Он позволял мне реализовать все документы фирмы, давал мне право совать нос во все ее дела. Если они снова попытаются не пускать меня на фабрику, я вернусь с адвокатом, помощником шерифа и постановлением суда.
За одно это я могу потащить их в суд. Возможно, я проиграю процесс, но вони будет вполне достаточно, чтобы «Мэнникс» отступился от фирмы.
А может, не стоит отсылать сертификат Рикки?
Нет, пусть на всякий случай он будет у нее. Рикки да Пит — вот и вся моя «семья». И я продолжил писать:
«…Если через год от меня не будет никаких вестей, или если ты узнаешь, что со мной что-то случилось, позаботься о Пите, если отыщешь его, и, не говоря никому ни слова, бери маленький конверт, который я вкладываю в большой, и неси его в ближайшее отделение Американского Национального Банка, а там уже вели кому-нибудь из служащих вскрыть его.
Люблю, целую.
Дядя Дэнни.»
На другом листке я написал:
«3 декабря 1970 г.
Лос-Анджелес, Калифорния.
Все свои наличные деньги, имеющиеся у меня, до последнего доллара, и прочие сбережения, включая акции (тут я перечислил их номера) перевожу в Американский Национальный Банк с тем, чтобы они были сохранены и переданы Фредерике Вирджинии Джентри в день ее совершеннолетия.
Дэниель Бун Дэвис.»
Все это я написал прямо на прилавке аптеки, при этом в ухо мне орал динамик. Но получилось четко и недвусмысленно. Я мог быть уверен, что Рикки получит все мои деньги, если со мной что-нибудь случится, и что ни Майлз, ни Белла не смогут их отнять.
Если же все обойдется, я при первой же встрече попрошу вернуть мне конверт. Я не стал делать на сертификате передаточную надпись, мое «завещание» и без того было достаточно ясным. И сертификат, и «завещание» я вложил в маленький конверт, а его вместе с письмом для Рикки засунул в большой. Потом написал на нем адрес лагеря, наклеил марку и бросил в ящик у входа в аптеку. Все это заняло у меня минут сорок. Забравшись в машину, я заметно повеселел, мое настроение улучшилось… не только от того, что я обезопасил свои сбережения, но и потому, что наконец разобрался во всех своих проблемах.
Не то, чтобы разобрался совсем, но, по крайней мере, решил смотреть им в лицо, а не убегать и не играть в Рипа ван Винкля[7]… надеясь, что все утрясется само собой. Конечно же, я хотел увидеть двухтысячный год и обязательно увижу его… когда мне будет лет шестьдесят. Надеюсь, я и тогда еще буду свистеть вслед каждой красотке. Не стоит торопиться, перескакивая в следующее поколение в анабиозной камере. Это ненормально — увидеть результат, не увидев самого действия. До тех пор у меня было целых тридцать лет, и я наделся прожить все их так, чтобы в двухтысячном году можно было с удовлетворением оглянуться назад.
Сначала я намеревался дать бой Майлзу и Белле. Может, я проиграю, но неприятностей им понаделаю. Так мой Пит, приходя домой изодранный в клочья, все же торжествующе выл, словно говоря:
— Посмотрели бы вы на моего врага!
От встречи с Майлзом я не ждал особых результатов. Это будет, так сказать, официальным объявлением войны. Во всяком случае, сегодня спать Майлзу не придется… а он может, если захочет, разбудить и Беллу.
3